Sgtmadcat - Вольный Флот - Старшина Тарасов против сил зла

Вздохнув, Старшина отодвинут тарелку, за неимением салфеток промакнул усы недоеденным куском сухого хлеба, и, взявшись за компот, оглядел поверх стакана своих бойцов, которые уже поели и теперь маялись в ожидании команды: «Закончить прием пищи».

Талант на таланте, мать их за ногу, еще бы кто чего полезное умел, а то, все больше, на безобразия разные заточены. Рявкнув: «Вторая рота — закончить прием пищи! Встать! Построение перед входом! Считаю до трех два уже было!», Тарасов решительно опрокинул в себя остатки компота и вышел из столовой следом за выбегающими на плац бойцами.

— Итак, мои верные дуболомы… реноме Урфина надо было поддерживать, — «К нам на утренний рассол, прибыл аглицкий посол, а у нас в дому закуски — полгорбушки да мосол.» Кто знает, откуда это? Ясно… Интеллигентов нет. Может добровольцы есть?

Старшина прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица.

— Тоже нет. А если нет — значит назначим… «Пошлет на медведя — пойдешь на медведя, а куда деваться — надо, Федя!» Сержант Коростылев… Почему ремень на яйцах? Что? Предыдущий призыв на дембель пошел и все? Расслабились?

— Никак нет!

— Как «никак нет» когда: «Так точно!»? — Тарасов подкинул пальцем болтающуюся бляху, — А ну как клубеньки себе отобьешь? Как я твоей невесте в глаза смотреть буду? Заправься как положено. Рисовать умеешь?

— Никак нет!

— Я тоже не умею. Но задача поставлена. А когда тебе ставят задачу, то, как говорится: «Государственное дело, — расшибись, а будь добер!». Ты у нас задембелел, один хрен ничего не делаешь, а так хоть младший призыв от тебя отдохнет. В общем — назначаю тебя добровольцем. Будешь рисовать стенгазету.

— Я не умею, товарищ прапорщик!

— Рисуй как умеешь. Только ватман у меня один. Запорешь — будешь рожать. И плохо нарисуешь — до дембеля из нарядов не вылезешь. Я достаточно в тебе огонь джихада разжег или еще чего придумать?

— Никак нет! Готов приступить к выполнению поставленной задачи!

— Молодец. Сразу бы так. Заводи личный состав в роту и ко мне. Я тебе карандаши дам. Цветные. Синий и красный. Будешь хорошо себя вести — еще и зеленым пожалую.

***

Ротный завалился к Старшине в каптерку когда уже стемнело. Тарасов, благодаривший всех богов, что Начштаба, заявившийся вечером с проверкой, увидев Коростылева, который, высунув от усердия язык, пытался перерисовать из книжки солдат, не стал спрашивать еще раз про местонахождение Ротного, приготовился ворчать, но, увидев лицо Катюхина, осекся.

— Че с тобой?

— Да даже не знаю, как объяснить… Я через просеку возвращался, чтобы, значит, часть обойти и со стороны стрельбища выйти. Ну как условились. Смотрю — идет за мной кто-то.

— Как выглядел?

— Невысокий, коренастый. В спортивках. С лампасами… Как у Селиверстова. И олимпийка белая.

— И?

— Ну вот я иду и он за мной идет. А потом вдруг, впереди, фары вспыхнули. И этот мужик с дороги как в заросли сиганет! И я тоже сиганул.

— Ты-то чего?

— Мне, сперва, показалось, что это Комбата машина. Только у него «ноль вторая» «Волга». И серая. А эта — «двадцать четвертая». Фары круглые. И черная…

— «Двадцать четвертая»?

— Ага. Ты ведь её, тогда, на складах видел?

— Возможно. А чего ты напуганный такой.?

— Да Маришка очень переживала, что я у неё дотемна засиделся. Говорила, что нельзя по лесу одному ночью бродить.

— Почему не сказала?

— Нет. Но волновалась сильно. Я, тогда значения не придал, посмеялся… А как эту «Волгу» увидал — сразу вспомнил. И страшилки всякие про черную машину… Ну помнишь — в детстве которые рассказывали? — Ротный, выдохнув, опустился на стул, — Блин — сейчас рассказываю — вроде фигня. А там, на просеке этой, прям сердце в пятки ушло. Я бегом до забора припустил.

— Ясно… Ладно, теперь к нашим делам. Я тебя перед Начштаба отмазал. Он выдал указания к девятому мая готовится. Стенгазету рисовать. Я вон Коростылева озадачил.

— Он рисовать умеет?

— Нет, но старается. У тебя в канцелярии есть газеты ненужные? А то он уже все, что у меня было, на черновики извел.

— У меня там, где-то подшивка «Курьера» валялась.

Ротный пошел в канцелярию, достал из под стола толстую кипу газет, после чего, хлопнув себя по лбу, порылся в сумке, и достал литровую банку.

— Хорошо что не разбил, пока по лесу бегал. Это тебе. За помощь. Я долги помню. Картоха. С котлетами!

— А вот за это благодарствую… Вот это вовремя…

— И это… Можешь вечернюю проверку провести? У меня сил нет. А я, завтра, на подъем приду — зарядку проведу.

— Ты тово… На шею-то не садись!

— Ну пожалуйста… А то у меня, чего-то, перебор впечатлений на сегодня.

— Хер с тобой, золотая рыбка. Свободен. Только ключ от канцелярии мне оставь. И это — увидишь страшную-престрашную «Черную Волгу» — кричи.

— Да иди ты…

Кинув ключи на стол, Ротный удалился. Старшина проводил его взглядом, встряхнул содержимое банки, потом поставил её на стол и подошел к окну. Ротного он, конечно, подкалывал, но… Снова эта «Волга»… И почему тот мужик её испугался? И что это вообще за мужик? Достав записную книжку, Тарасов скурпулезно занес в неё новые сведения, потом вынул из тайника электроплитку, отмыл миску и начал разогревать уже успевшую остыть еду.

***

Стенгазета у Коростылева получилась своеобразная. Сержант компенсировал недостаток навыков и материалов недюжинной выдумкой. Например, ему никак не удавалось, при помощи единственного зеленого карандаша передать разницу в цвете между советской полевой формой и немецкой. Так что позиции «наших», засевших за синей речкой, атаковали отборные эсэсовские орды в черной форме с красными повязками со свастикой. Крупные планы лиц и фигур Коростылеву тоже не давались, хотя он извел на это все черновики, так что большая часть сражающихся были представлены маленькими схематичными фигурками, а там, где без крупных планов было не обойтись, он просто вклеил вырезанные из газет и раскрашенные фото. И если политрука, поднимающего солдат в атаку, нашли относительно легко, то толстомордого немецкого Оберштурмбанфюрера, сделали пририсовав погоны и мундир на предвыборное фото. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что это было фото кандидата от «Партии Любителей Пива».

Приглашенный полюбоваться на эту наскальную живопись Начштаба долго протирал очки, а потом, так же долго, изучал этот шедевр милитаристского примитивизма. Потом, зачем-то, отошел, и посмотрел, как это смотрится издалека. Старшина и Ротный молча стояли рядом. За их спинами, из располаги, выглядывал волнующийся автор.

— Ну как вам, товарищ подполковник?

— А вы знаете… Нормально. Такая, знаете-ли работа… Искренняя. У нес же тут, все таки, не художественное училище? Вот план сражения изображен хорошо. Это нам надо. Это мы должны уметь. А все эти пропорции, композиции… Это все оставим профессионалам. Нам же главное что? Чтобы было, правильно? По теме и в срок. Да и ватмана у меня больше нет.