Иван Булавин - Хромой

Несколько раз глубоко вдохнув, я прижался к ней и дал волю рукам, нежное мягкое тело было всё ещё мокрым после парилки, руки мои скользили, забираясь во все нужные места, большая тяжёлая грудь удобно легла в мою ладонь, я сжал её и потеребил пальцами сосок. Она вздрогнула, но больше от неожиданность. Руки мои скользнули ниже, прошлись по животу и остановились на бёдрах, которые тут же послушно разъехались в стороны, открывая доступ к самым сокровенным местам, пальцы проникли в неё, вызвав лёгкий стон и заставив её ещё крепче прижаться. Она уже была готова ко всему, оставалось только начать.

Наплевав на поиски подходящего места, я приподнял её и осторожно посадил на себя, она издала глубокий вздох и, закрыв глаза, начала медленно подниматься и опускаться. А я, окончательно расслабившись, отдал ей всю инициативу и просто получал удовольствие. На этот раз всё продолжалось дольше, намного дольше. Хельга увеличивала темп, быстро двигая тазом, дыхание её учащалось, рот приоткрылся, она начала тихо постанывать. Эвона как, шлюхи-то здешние и правда удовольствие получают. Получают, ещё как получают, в какой-то момент она прижалась ко мне ещё сильнее, обхватив ногами, перестала дышать и резко задёргалась. Продолжалось это секунд десять, после чего она сделала вдох, открыла глаза и громко расхохоталась. А вот я ещё был не готов, хотя и торопиться не посчитал нужным, вся ночь впереди, всё успею, и с ней, и ещё с кем-нибудь.

Осторожно сняв её с себя, я снова направился в парную. Со мной отправился и вымотанный до предела доктор. Теперь нас уже никто не сопровождал, а потому мы даже веники брать не стали, просто сели на полок, наслаждаясь живительным теплом.

— Вот ведь, — пожаловался доктор, тщетно пытаясь восстановить дыхание. — Я вообще-то не сторонник даосского подхода к любви без окончания процесса, но возраст своё берёт, а слабое сердце не позволяет слишком уж разогнаться.

— Да ладно, — я попытался его подбодрить. — Вся ночь впереди, ещё успеете.

— Успею, но всё же лучше не задерживаться, на завтра у меня операция назначена, вечером, но лучше быть в форме. Когда у хирурга дрожат руки, это чревато.

Посидев ещё немного, мы вернулись к остальным, часть коллектива уже благополучно спала, до предела вымотанная женщинами и алкоголем, другие ещё продолжали развлекаться. Я поискал глазами Хельгу, но она была занята, один из работников оружейной мастерской разложил её на диване, женщина откинула голову назад и тихо постанывала. Пришлось заменить её, я поймал за руку проходившую мимо девушку и потащил её за собой, той было лет двадцать, но комплекцией она не отличалась от совсем юных участниц праздника, такая же фигура-шнурок, длинная и худая, не совсем то, что мне нужно, но сойдёт. Теперь нам досталось место в комнате, я даже дверь прикрыл, чтобы не отвлекали. Толкнув очередную пассию на диван, я тяжело навалился сверху, боль в ноге немного отвлекала, но таблетки остались в номере.

Следующий день, хоть и начался поздно, порадовал сразу несколькими событиями. Во-первых, получилось выяснить, когда прибывает очередной корабль из-за океана. Через два дня, а отправляется обратно ещё через три. Теперь оставалось только поговорить с капитаном, заплатить ему, сколько скажет, и ждать отправки. Во-вторых, дабы не страдать от безделья в ожидании отплытия, я всё же решил поработать в мастерской, куда меня давно звал Даниил.

Оснащение оружейной мастерской вызвало в памяти слово Завод. Тут ведь как, если мастер-надомник, то это ремесло, он сам всё изделие делает от начала и до конца, если хоть какое-то разделение труда появилось — это уже мануфактура, а если труд преимущественно машинный, то это и есть завод или фабрика, в зависимости от изготовляемой продукции. То, что предстало моим глазам, было всё же небольшим заводом, имелось тут с полдюжины неплохих станков, которые работали от электричества, поставляемого парогенератором, расположенным в подвале здания.

Кованый железный прут был крепко зафиксирован, а с одного конца, медленно и печально, в него погружалось сверло. Тонкая стружка летела вниз, сверло проходило сантиметр за сантиметром, обороты были низкие, но это и понятно, станок приходилось щадить. А на выходе получился полноценный ствол калибром десять миллиметров. Именно такой калибр предпочитали местные охотники из среды аристократии и богатых купцов. Ствол вышел неплохо, понятно, что не помешало бы хромирование изнутри, но такая роскошь здесь точно недоступна.

До этого я полдня работал на прессе для гильз, почти полноценное производство, ничем не уступающее тому, что было в нашем мире. Из латунного листа выбивались пятачки нужного размера, которые потом, путём последовательных манипуляций превращались сперва в стаканчики с закраиной, потом в полноценные цилиндрические гильзы, а потом выкатывалась шейка, латунный пятачок становился гильзой русского винтовочного патрона семь шестьдесят две на пятьдесят четыре. Или не становился. Для десятимиллиметровых стволов использовалось другое оборудование, где шейка раскатывалась шире.

А вот дальнейшее производство механизировать пока не удалось, отверстия для капсюлей сверлили обычной ручной дрелью два подмастерья из местных, они же отмеряли и засыпали в гильзы порох с помощью мерных стаканчиков, а в другом помещении отливали безоболочечные пули, тоже довольно примитивным способом, в стальных формах. Заключительную сборку производил вручную один из наших, который принимал гильзы, снаряженные порохом и капсюлями, вставлял пули, после чего обжимал шейку ручным же инструментом. Понятно, что при таком производстве выпуск самих гильз здорово опережал всё остальное, а потому, после полудня работы пресс пришлось остановить.

Капсюли, как и пироксилиновый порох, изготавливались на другом предприятии, это была забота алхимиков, те, в отличие от оружейников, почти полностью обеспечивали себя местным сырьём и комплектующими, толковый химик с дипломом, который ими рулил, мог проводить почти все химические реакции в кустарных условиях.

— Слушай, — спросил я Даниила, который как раз пробегал мимо с охапкой каких-то странных железяк. — А ведь технологии позволяют и нормальную трёхлинейку собрать. А мы здесь только однозарядные переломки делаем. Или это чтобы цены не сбивать?

— Так и есть, — согласился он, раскрыв большой шкаф, куда стал раскладывать железки. — И не только цены. Сперва мы забьём рынок однозарядными стволами, которые пока что отлично покупают, плюс ещё отправляем на экспорт, приезжие вообще патроны берут тоннами, перезаряжать-то их негде.

— А когда рынок забьётся, такие стволы сразу морально устареют, — с усмешкой сказал я, вставляя следующую заготовку. — Потому что появятся стволы получше.