Алексей Штейн - Грудь в крестах

Семейная чета запуганного вида, двое детишек — белобрысые оба, девочка лет пятнадцати, и пацаненок дошкольный еще, двое из прислуги, судя по всему — престарелый мужичок и невозмутимого вида тетя. Ну и что мне с ними делать? Выпнуть за ворота, как трубадуры наши? Так там им хана, пожалуй. Тут оставить? Ага, то-то уже мои орлы (хм… ну, пока других нет — и эти орлы, а раз я за них отвечаю — мои, значит) уже на баб косятся, да и на девчонку тоже. А вообще, конечно, правильно. И все одно им всем крышка. Да и девка, хоть и малолетка, но уже вполне ничего, если б не дурацкие косички, то выглядела бы вполне взрослой. Правда… по-хорошему ж не получится, а значит, мужиков придется, пожалуй, пристрелить. И ведь хрен кто меня осудит. А поощрить мне солдатиков таким образом, пожалуй, стоит…

Оглядываюсь я, значит, по сторонам, да потом и командую, да так, чтоб и во дворе слыхать было:

— Значить, так, арррлы! Слушай меня, внимательно. Ежли кто, по своей поганой натуре, попробует чего лишнего без спросу…. Слышите, абизяны? — без спросу потырить, хозяев, значить, здешних, не спросив, то я того, лично, как мародера и вообще преступника при… хмм… прикладом по хребтине отхожу. Ясно вам, оглоеды? Ничто не ломать, не гадить, относиться бережно. А, кроме того, если кто к женщинам полезет — то и подавно, сгною. Все ясно? — а сам, значить, думаю, как бы теперь к кнуту пряника добавить.

Однако ж, неудовольствия особо явного-то и не вижу, вроде как-то даже с пониманием большинство. Но от греха тут же быстро и доходчиво объявляю хозяевам, что они настоятельно обязаны обеспечить покой, уют и гостеприимство доблестному штрафному взводу героической баронской армии (они при упоминании барона аж посерели все), сдать все имеющееся в доме оружие, и предоставить все припасы в наше пользование. Ну и вообще, так сказать. Ну и завертелось все, я едва успеваю проверить посты, осмотреть местность по-округ, да получить с конопатым приказ от капитана об том, что завтра с утра быть всем взводом с обозом в готовности к маршу. А там уже, едва вернулся — и попадаю натурально в домашний уют. В большом холле, где я и встретил хозяев, уже организованы два длиннющих стола со скамейками, на них — вполне себе такая господская еда, винище… мать твою же!

— Вы, что же, поганцы, творите?! Кто велел спиртное на стол давать? Да я вас… — свирепею натурально, аж в глазах темнеет. Хорошо хоть, винтовку на дворе оставил, а про пистолет и вовсе забыл. — Кто посмел, спрашиваю?!

— Ваше благородие! — кидается ко мне хозяин, аж мелко всем лицом подрагивая — Простите, Богами молю! Я велел вынести, мыслил, Ваши доблестные воины…

— Заткнись — ему, значит, говорю — Значит так. По паре кувшинов на стол. Остальное… хм… вместе с прочими припасами… любезно предоставленными нам хозяином… Ведь предоставленными же?!

— Конечно! Конечно, господин командир! Я сразу, я как только… — хозяин только что не подпрыгивает, руки к груди прижимает, чуть не плачет уже — Все, все что пожелаете, Ваше благородие!

— Ну вот и не ори. — Значит, остальное — в обоз, сдать под отчет. У кого найдется потом выпивка — я предупредил. Доложу капитану, без всяких. А если кто напьется — лучше пусть застрелится сам, уяснили? Вижу, уяснили. А теперь так. Всем — за стол! Кто там на смену — тех вперед кормить, и бегом товарищей сменить, пока стол полон. Малчать! Потом они опять на пост пойдут, достоят. Нечего морды кривить, все в одном взводе теперь, неча! Ладно, давай, хозяин, угощай нас!

И понеслась. Чорт его же поймет, как оно вот так вышло. И почему. Но захлестнуло нас это пиршество, как-то бесшабашно, и без вина практически (не считать же два кувшина на сорок рыл выпивкой, в самом деле!) а словно захмелели все. Хозяева носятся по комнате, разнося еду, всячески стараясь угодить, дочка их, боязливо косясь, с книксеном подошла и сообщила, что для солдат достали все одеяла и белье… глупая, ну какое же солдатам белье! Смех, шутки — ну, ни дать ни взять — праздник в казарме, да и то сказать, даром, что мужики сиволапые, так и мата не слышно, особливо, когда женщины или детишки рядом. Потом потихоньку начали и песни затягивать, кто-то байки травить стал, раскурили трубочки. Пока выхожу, проверяю посты, уже и темнеть начинает. Однако пьяных нет, хоть я и старательно всех обнюхиваю. В городе… в городе стрельба слышна, крики и уже видно — в двух местах горит что-то. На перекрестке вижу — двое солдат гонят какую-то визжащую девку — походу, не догонят, больно пьяно бегут. Однако. Часовым у ворот напоминаю, чтоб к нам во двор никого не пускали, кроме капитана. Если что — меня звать, и плевать я хотел.

Возвращаюсь — а там и вообще идиллия. Солдатики совсем размякли, объелись, со столов уже женщины убирают все, а девчонка солдат развлекает, и без всякой музыки поет. Сажусь я в уголочке у входа, заслушался даже. Голосок у нее несерьезный, подростковый, и поет-то, конечно, не ахти…

Но тут-то меня и накрыло. Пусть и слова не те и даже песенка совсем не похожа вовсе, просто в целом… Кто-то, когда-то. Давным-давно, в прошлой жизни еще, мне вот так же пел, не попадая ни в ноты, ни в мелодию, дурацкую песенку

Мотылек, куда же ты летишь

Погоди, ведь ты в огне сгоришь…

В себя пришел где-то на дворе. И испугался — не смог сразу вспомнить. Кто же мне это и когда пел. Потом вспомнил, но все равно как-то стало муторно, и грустно, сам не понял отчего. В дом не пошел, приказал подвернувшемуся Лошадиной Морде проверить обоз и все подготовить, ибо с утра снова выступать.

А потом и весь наш праздник резко закончился. Явился Кане, да не один, а в компании еще десятка офицеров при полувзводе драгун — какие-то новые, походу баронские, судя по запаху и слою пыли — только что прибыли. Естественно, тут же всех выстроил во дворе, отрапортовал. Прибывшие с Кане офицеры похмыкали, озираясь, и один из них, вроде как целый майор, выразил удовольствие, и желание здесь и остановиться. Нам было тут же велено в момент собраться и занять строение по соседству, на самом краю города. Это оказался довольно ветхий склад, то ли сеновал — ну да нам уже было наплевать. Благо, отужинать все успели. Настроения конечно ни у кого уже не было, потому все завалились спать без особых разговоров, под аккомпанемент нечастой стрельбы в городе. Караулы я проинструктировал стрелять во все подозрительное, и заодно приглядывать за пожарами — а то сгорим еще в этом сарае.

Утром, строясь вместе со всеми в колонну, все мы хмуро поглядывали в сторону того домика, где вчера так неплохо все начиналось. Домик весело полыхал, как, впрочем, и большинство построек в городке, причем кажется, что возгорания эти вполне рукотворны, и будут продолжаться, пока не останется ни одного целого строения. Выстроились, и тут Кане подъехал, и обрадовал меня