Дмитрий Силлов - Закон мутанта [litres]

А ведь нам еще надо было дойти до цели. Пройти путь, который дается далеко не всем.

Я хорошо помнил те свернутые ворота Саркофага и люк за ними, ведущий в переплетение коридоров под Четвертым энергоблоком.

Коридоров, которые никогда не бывают одинаковыми.

Сказывалась близость к колоссальным энергиям, которыми манипулировал Монумент. Только попади в те коридоры – и пространство исказится, и линия времени станет не прямой, как мы привыкли в нашем мире, а изломанной под самыми невероятными углами…

Многие, очень многие сталкеры погибли, не найдя Монумент и сгинув в тех коридорах. Кто-то сошел с ума, забившись в ближайший угол от беспричинного ужаса и тоски. Кто-то умер от голода, блуждая по бесконечным коридорам и понимая, что он проходил этим путем уже много раз. А кто-то пустил себе пулю в лоб до того, как сошел с ума или умер от голода. Как по мне, так это самый лучший, быстрый и безболезненный вариант, когда понимаешь, что дармового счастья нет и что твоя погоня за ним – это лишь полет бестолкового мотылька, привлеченного теплым и ласковым пламенем свечи, которое и будет последним, что ты увидишь в этой жизни…

Но я бежал к тем воротам, и когда осознал, что Фыф сейчас рухнет от перенапряжения, схватил его за лапу и потащил за собой – еще и потому, что увидел, как метрах в трехстах справа и слева от нас появились фигуры, окутанные черными облаками.

Но ворота были уже видны, и я бежал, осознавая, что «мусорщики» нас заметили и что не успеем мы добежать до цели совсем немного… Но я не мог бросить Фыфа и рвануть вперед в надежде спасти себя. Какой смысл в таком спасении, если потом до конца жизни будешь помнить взгляд товарища, которого ты бросил умирать, даже если в тот момент и не нашел в себе силы обернуться и посмотреть ему в глаза? Совесть все равно нарисует его последний взгляд в твоей голове, отпечатает намертво, и как ни старайся, ни дурью, ни литрами алкоголя не получится смыть тот рисунок…

Но случилось неожиданное.

Зверь, который бежал рядом со мной – уже зверь в камуфляже, местами разорванном по швам нечеловечески бугрящимися мышцами, – легко, словно пушинку, подхватил Фыфа и гигантскими прыжками помчался к воротам.

Все, что мне осталось, это припустить за ним, понимая, что «мусорщики» уже заметили нас и уже поднимают свои «смерть-лампы»… которые, конечно, мощные штуки, но разгон луча у них медленнее, чем у автоматной пули…

Мы успели.

Я влетел в дыру между свернутыми створками ворот одновременно с Томпсоном и услышал сзади шелест пыли, в которую рассыпалась трава за моей спиной. А может, его и не было, того шелеста, просто воображение разыгралось, ибо я знал, что «мусорщики» успели выстрелить. Но мы оказались на половину мгновения быстрее…

А вот стальные ворота лучам «смерть-ламп» оказались не по зубам. Видимо, все, что принадлежит Саркофагу, является его частью, и разрушить это ничем не получится. Никогда. И никому. Потому что Зона бережет свои памятники, особенно такие значительные, как легендарный Саркофаг над Четвертым энергоблоком.

…Возможно, когда-то это был приемный узел для грузов, приходящих на Чернобыльскую АЭС. Внутрь узла вели рельсы, на которых еще стоял вагон, странно перекособоченный и какой-то нереальный с виду, будто его криво отрисовали в компьютерной игре. Вообще все то, что было впереди, казалось ненастоящим, зыбким, двоящимся в глазах, если долго смотреть вперед… Вон тот мумифицированный труп, облепленный лохмотьями камуфляжа, что стоял на коленях рядом с вагоном, наверное, когда был живым, засмотрелся на ту унылую зыбь – да так и остался тут навеки глядеть в одну точку глазами, ссохшимися в белесые комочки.

Но нам не надо было в унылую зыбь. Нам надо было левее, туда, где из бетонного пола торчал толстенный обрезок трубы с лестницей, ведущей вниз. Аварийный выход для тех, кто до катастрофы восемьдесят шестого года работал в подвалах Четвертого энергоблока – и кто остался там навеки…

– Туда… – хрипло проревел я, ткнув пальцем в направлении трубы и очень надеясь, что Томпсон пока что понимает мои слова…

Он понимал. А может, Фыф его направил. Но это неважно, потому что Джек в два прыжка преодолел расстояние до трубы и прыгнул прямо в нее, игнорируя лестницу.

Что ж, оставалось надеяться, что шам после такой транспортировки останется жив, а Томпсон не переломает ноги, то есть задние лапы. Впрочем, я и сам в ту трубу нырнул лишь немногим менее экстремально, так как спинным мозгом чувствовал, как мне в спину из своих «смерть-ламп» целятся «мусорщики». И только пролетев метра полтора, зацепился руками за перекладину лестницы… которая, падла ржавая, лопнула под моим весом – и я, согласно закону всемирного тяготения, рухнул вниз, в бездонную черноту…

Удар был сильным, но не фатальным, так как я приземлился на изрядную кучу тухлого, полуразложившегося мяса, послужившую неплохим амортизатором. Секунду я лежал, анализируя, много ли костей сломал, но не выдержал. Вонь была такой, что инвалида заставит вскочить и бежать от этого места сломя голову.

Ну, я и вскочил, отплевываясь и матерясь, так как при падении капли мерзкой жижи попали мне и в рот, и в ноздри. Кстати, тем же занимался Фыф, живой и невредимый. Томпсон же стоял рядом и облизывался длинным языком, кидая недвусмысленные взгляды на кучу падали, в которой я при ближайшем рассмотрении разглядел несколько трупов «мусорщиков». Тот, что лежал сверху, был посвежее остальных, потому не оставалось сомнений в том, чьи это тела. Только непонятно, что их убило.

– Место это поганое их и грохнуло, – проворчал Фыф. – Потому они сюда больше и не лезут. Но не оставляют надежд залезть.

– Зачем? – поинтересовался я.

Фыф пожал плечами.

– Судя по тому, что у них в головах, затем же, зачем и мы. Только в последнее время что-то здесь их убивает, не давая даже приблизиться к Монументу.

– Интересно, что бы это могло быть, – пробормотал я, глядя на мертвое тело верхнего «мусорщика». Само собой, черное защитное облако его уже не прикрывало, потому я смог разглядеть на студенистом теле крохотное отверстие, будто пришельца из иномирья толстой иглой ткнули. Хотя, конечно, он мог и спускаясь по лестнице пораниться о ржавую перекладину.

Впрочем, мы сюда добрались не за расследованием загадочных смертей всяких тварей. Потому надо было идти вперед.

– Держишь его? – спросил я Фыфа.

Тот даже не съязвил, что удивительно, а лишь кивнул. Видать, и правда сил у него осталось всего ничего.

Коридоры под Саркофагом – это всегда жутко. Куда ни пойди, везде одинаковый пол, одни и те же серые стены, унылый низкой потолок, словно давящий на макушку, и «вечные лампочки» под тем потолком, реально отнимающие силы и желание жить…