Илья Рясной - НЛО майора Казанцева

Нет ответа.

Неужели главный инженер погиб? Выжгло его этим чертовым импульсом, взявшимся неизвестно откуда?

Передвинув еще один рычажок, я задействовал квантовый увеличитель, занимавший правую сторону шлема. И изображение светящейся точки приблизилось. Было видно, что это человек в скафе, безжизненно раскинувший в сторону руки.

Черт, неужели мертв?!

Но тут рука человека дрогнула, потянулась к груди. И опять обмякла.

Опять шуршание эфира. С корабля что-то хотели сказать мне. Они наверняка мечутся, готовя вылазку, несмотря на мое предупреждение и дурные предчувствия. Однако с учетом того, как нас резко относит в космос, товарищи могут просто не успеть. На определенном этапе маневры станут бессмысленны. Межпланетное судно — это не автомашина, которую можно развернуть и съехать на проселочную дорогу. В принципе, спасательный маневр возможен, и уверен, что его сделают. Но он займет много времени, а большого запаса кислорода у нас нет.

Ну и ладно. Лишь бы хватило запаса горючего в ранце.

Передвинув рычажок, я остановил вращение. И придал себе импульс.

Светлая точка начала расти. Приближаться…. Я корректировал курс… Немного быстрее… Еще чуть-чуть!..

На приличной скорости я ударился о безжизненное тело в скафе. И главный инженер вздрогнул.

Через стекло шлема я увидел, что мой товарищ бледен, притом с синюшным отливом. Мертв?!

Неожиданно он открыл глаза.

— Семеныч, потерпи немного! — попросил я как-то жалобно. — До корабля рукой подать!

— Толя, — прошептал Епифанов слабо. Связь на таком расстоянии работает. Ну, хоть так…

Импульсы ранцевого двигателя. Аккуратные. Просчитанные. И вот уже серебряная торпеда корабля не удаляется, а начинает приближаться. И все равно у меня возникло чувство, что мы забираем немного вбок.

Потом включилась связь, чистая, без помех. Капитан сообщил:

— Хорошо идете. Не меняйте курс. Следуйте так же!

— Но мы промажем! — воскликнул я.

— Не промажете!

Заработали коррекционные двигатели, чуть меняя ход «Афанасия Никитина». Помогало мало.

Потом вырвался из инженерного люка похожий на насекомое автомат внешнего обслуживания.

И перехватил нас, как вратарь мяч в воротах…

Переходный тамбур. Свет. Кислород. Сила тяжести. Что еще нужно человеку для полного счастья?

Когда давление выровнялось, и дверь с жестяным скрипом отползла в сторону, в тамбур заскочил наш добрый доктор с воодушевленными техниками. Меня попытались уложить на носилки, но я объявил, что твердо стою на ногах.

А Епифанова, вытащив из тамбура, тут же освободили от скафа и унесли на носилках. Он был жив и даже пытался встать, но чуткие санитары не позволили ему даже говорить.

Меня ребята из команды спасения вели под руки, как кисейную барышню, боясь, что я рухну.

Но я не рухнул. Своими ногами дошел до смотровой медбокса.

И попал в стальные объятия корабельной медицины…

Я и Епифанов лежали с шиком — каждый в своем блоке. И мне казалось, что наш штатный док и его внештатные совместители-помощники страшно рады. Работы у них до сих пор почти не было, а тут появилась возможность вспомнить былые навыки.

Главный инженер окончательно пришел в себя и быстро возвращался к жизни. На него пришелся основной плазменный удар. Мне достались уже остатки, потому я и пришел в себя сразу. И теперь лежал в боксе больше для профилактики. Абы чего не вышло. Но народ не знал, что я больше похож на симулянта. Поэтому мои спутники постоянно навещали меня со скорбными лицами, рассчитывая если не помочь, то хоть морально поддержать человека, стоящего на грани телесного распада.

Постоянно приходил Ламберто, объявивший, что мне давно надо присвоить звание почетного спасателя. Мол, его спас на Венере. Главного инженера в открытом космосе. В общем, трепался он много и утверждал, что без доброго красного вина выздоровление мое сильно затянется, и сейчас как раз самое время прервать мой обет трезвости.

Приходил торжественно-воодушевленный Ваня. Мне кажется, он завидовал, что очередной подвиг достался мне, а его жизнь так и проходит в ритмичных и скучных буднях.

Больше всего меня удивило, когда с утречка заявился еще трезвый лорд Ховард.

Понятно же, что я ему на фиг не нужен. Он честно презирает меня, как и всех остальных коммунистов и варваров. Но ему необходимо поддерживать хорошие отношения с начальником экспедиции. И у него что-то определенно на уме.

Он неискренне пожелал мне скорейшего выздоровления. А потом приступил к делу.

— Как вы оцениваете важнейшую роль СОН и моего Института контакта на начальном этапе подготовки экспедиции? — зачитал он из блокнота, а потом нажал на кнопку на массивной авторучке с диктофоном.

— А вам зачем мое мнение? — удивился я.

— Вы должны подойти ответственно, — насупился лорд. — Ваш ответ будет включен в мемуары, которые я сейчас пишу.

Я нервно икнул. Мемуары! Представляю, кто там будет единственным достойным лицом среди собравшегося на борту корабля сброда. Ховард непритворно уверен, что именно его взгляд на события бесценен для будущих поколений.

— Мемуары — эта очень серьезная и ответственная работа, — принялся пространно разглагольствовать англичанин. — Требует навыков и способностей. Друзилла Блэйк сейчас тоже предпринимает попытки что-то написать. Мечтает стать знаменем феминистского движения во всем мире. Но она слишком глупа, чтобы осознать и описать события полно и объективно. Мы с вами вершим историю. И мы должны тщательно зафиксировать ее вехи.

Да уж, приехали. Австралийка и лорд пишут мемуары. Не отходя от станка, чтобы успеть раньше других. А чему удивляться? Когда нечего делать, а все вокруг работают и чем-то заняты, то пальцы так и тянутся к клавиатуре ЭВМ — писать мемуары о том, как ты спасал экспедицию и весь мир…

Вскоре я перестал представлять медицинский интерес. Добрый доктор объявил, что я здоров. И выпер меня из своих владений, вернув в привычную колею.

Вот только вернуться в нее просто так не получалось. Потому что в потайной каморке безопасников у нас с доктором состоялся важный разговор, но уже не как с врачевателем телес, а как с главным безопасником. И этот разговор представил факты в другом свете. Все было куда хуже, чем мы предполагали в начале.

— Наши инженеры и примкнувшие к ним ученые не понимают, на какой импульс вы напоролись при пустотной вылазке, — сказал Волхв. — Тут явная аномалия.

— Я тоже не понимаю, — развел я руками. — Удар был электрический. И мне было очень больно.

— Самое интересное, кабель, датчики и остальное оборудование, которое вы ремонтировали, работают как часы. Плазменный удар ушел целенаправленно в двух человек. Один из которых — Старьевщик.