Клим Жуков - Инцидент [litres]

Три аналитика веером разошлись по роте и теперь мытарили бойцов идиотскими вопросами. От них зависело всё, и от опыта этих пиджаков. А вдруг проворонят мутанта?

Капитан в сотый, кажется, раз обошёл расположение, сморщившееся внутри объекта. Жилой блок, точнее, кусочек его, уместившийся в новый периметр, БРДМ и мешки цемента, пулемёт. Порядок. Автопарк. Два БТРа, снайперы на крыше будки, сектор огня, порядок. Штаб, на площади Карибский тестирует бойца под приглядом ещё девяти лбов, АГС-30, обложенный мешками, – порядок и здесь.

Дверь штаба растворилась, и наружу вышла Татьяна Вяземская, блеснув на солнце каштановыми кудрями.

– Здравия желаю, – поприветствовал её Журавлёв и галантно заметил: – Какие у вас волосы здоровые, просто на зависть! Аж блестят! У меня вот скоро лысина, а у вас!..

– Это они от жира блестят. Засалилась я совсем, – отмела комплимент Вяземская и стыдливо попыталась водворить кудряшку под берет.

– Вы зачем одна ходите, Татьяна Ивановна? У нас же режим.

– А я не одна, я с вами. И потом, я с площадки ни ногой, что вы! Но размяться-то надо – я в этой душегубке погибну!

– Ну… разве что со мной. И только на площади. Муж у вас страсть как суров!

– Бывший, – сказала капитан, спускаясь по лесенке.

И Журавлёв с внезапной не то радостью, не то тревогой обнаружил, что, скажем, поцеловать его, здоровилу, девушка сумеет, не вставая на носочки. Разве что совсем чуть-чуть. Он замялся, положил руки на автомат, вдруг почувствовав себя нелепо огромным, костистым и неуклюжим по сравнению с соразмерностью тела собеседницы. Он и руки-то убрал к стволу, потому что не знал, куда их девать.

– А… эм-м-м… Простите, что спрашиваю, вас, наверное, достали уже все… Так может того, пройдёмся возле штаба? – спросил Журавлёв, произведя на свет немыслимо сбивчивую фразу и, чтобы сгладить неловкость, улыбнулся и вопросительно поднял бровь.

Вяземская внимательно посмотрела в его серые глаза. Словно оценивала или раздумывала, не послать ли нахального солдафона.

– Да, прогуляемся. И нет, не достали. То есть достали, но не вы. Я подумала, вот… Короче говоря, раз мы все здесь можем умереть, я вам отвечу. Вы же про Тора хотели узнать? Верно угадала?

– Верно, – сказал капитан, силясь подстроиться к походке Татьяны.

– Я ушла от него, потому что боюсь. Понимаете? – Она говорила тихо, но так отчётливо, что слова легко перекрывали и гул стройки, и гомон лагеря. – Вот вы все думаете, мол, Вяземская бесится, такой мужик, а она…

– Я ничего такого не говорю, – запротестовал Журавлёв. – Я вас вообще впервые вижу. Ну, почти. А почему боитесь?

– Вы с моим экс, кажется, тесно общаетесь и, уверена, думаете, что он такой… надёжный, нормальный, свойский мужик? – вопрос Татьяны встретил вопрос капитана и сбил его на лету.

– Свойский, точно. Не чинится своим званием, аналитику свою в лицо не тычет. На «ты» в пять минут. И надёжный, это я вам говорю, потому что разбираюсь. – Журавлёв аж хлопнул по цевью автомата, чтобы усилить свою компетентность, не иначе.

– Правильно, всё правильно, Демьян. Ничего, что я вас по имени? Да только вы его не знаете, как я знаю. Он страшный человек. Я его боюсь до колик. Потому и ушла. Ему всей правды не сказала. Сказала, что с ним скучно. А это, поверьте, так.

– Не заметил. Я, например, тоже страшный. Куда страшнее. – Капитан остановился перед техничкой, отбрасывая длинную тень по воле солнца за спиной.

– Нет. Вы не страшный. Все эти ваши пистолетики, ножики… ерунда. Вы – человек. А он – голая функция. Как этот автомат, – и она уткнула пальчик в капитанского коробова. – Странно такое слышать от техника-программиста? Нет, у него, конечно, есть слабости, эмоции и всё такое. Запил даже после развода… Но они составляют вот такусенький процент натуры. И с каждым днём всё меньше. Скоро он станет как наша ЭВМ. Вы знаете, каково это: наблюдать, как внутри твоего мужа отмирает душа и остаётся набор кодов?

– Не знаю, – признался Журавлёв. – Плохо, наверное. Только это же беда, а не повод пугаться. Вы бы помогли ему, в самом деле. Жена всё-таки.

– Я честно пыталась.

– И как?

– У нас был друг. Близкий. Можно сказать, друг семьи. Они с Тором служили вместе, потом Академия, потом МГБ. Толик Степаненко. Девушка у него была, Леся. Всё никак не могли пожениться… Так вот. Леся серьёзно заболела, что-то с почками. Её увезли в реанимацию. А Карибский со Степаненко в этот момент были на задании, где-то под Ельчанском. Возвращается мой Торчик с операции, ест ужин, и ложимся мы в постель. Тут он говорит, спокойным таким голосом: «Знаешь, Танёк, а я Толю застрелил».

Она замолчала, поперхнувшись, будто старые переживания застряли в горле. Молчал и Журавлёв. Наконец Татьяна справилась с собой и продолжила.

– Тор сказал, что им по беспров о дке передали про Лесю. И повторили приказ работать по плану. Толик психанул. Говорит, мол, ухожу в Победоград. Возьму двух оперативников в сопровождение и ухожу. Тор ему: нельзя, приказ. Степаненко его послал, плевать, мол, на приказ, у меня невеста в реанимации. Говорит: «Будь человеком, Карибский!» Тор ответил в том духе, что приказ, секретная операция, и если он попытается уйти, он его застрелит. И застрелил. Как, спрашиваю. А он мне отвечает: «Степаненко с пистолетом наголо вышел из расположения – никто не смог его остановить, а я взял винтовку и выстрелил ему в затылок». Сказал, отвернулся и уснул. А утром пошёл на службу.

– Ничего себе, – только и смог ответить Журавлёв.

– Леся угасла на глазах. Не выдержала, умерла. Просто расхотела жить. У них такая любовь была, настоящая! Тор убил обоих, понимаете? И хоть бы что у него шевельнулось! Приказ – ответ на все вопросы. Ни совесть его не грызла, ничего. Страшно не то, что убил, а реакция, которой просто не было. Вот после этого я сказала себе: Вяземская, хватит!

– Даже не знаю… – почесал затылок капитан. – Ситуация получилась хреновая. Слава богу, мне не довелось, но, думаю, я бы тоже стал стрелять. За реакцию, правда, не скажу. Пил бы, наверное, с неделю. Или две.

Вяземская огляделась, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Но у всех были дела помимо беседующих офицеров, только солнце ласкало обоих закатными лучами, ведь ему положено находить время для каждого на Земле.

– Я вам честно скажу, Демьян: если потребуется, Карибский нас всех убьёт. Даже меня.

Солнце убавляло и убавляло свет. Тени становились длиннее, даже приземистый БТР отбрасывал тёмный контур размером с дом, чуть не до половины перекрывая штабную площадку. У колеса боевой машины стояли два стула, занятые капитаном Трифоновым и спецназовцем, которого тот опрашивал уже, кажется, полтора часа.

Вечерний штиль звенел трелями птиц, редкие комары слетелись на охоту, зачуяв пот множества людей, со стороны эстакады бил в барабан сваеукладчик, вгоняя в землю очередной столб под фундамент.