Руслан Муха - Меняя Судьбу

Но между тем ответы мне были по-прежнему нужны, терпеть не могу неопределенность. И я уже дошел до того, что всерьез начал подумывать о том, чтобы найти шамана, и связаться с духами рода с его помощью. Правда, в наших краях шамана днем с огнем не сыщешь. У нас здесь сплошные горы и поля, новые города, даже деревень почти не осталось. Шаманы же отрицают и технологическое развитие, и индустриализацию. Поэтому живут в заброшенных деревнях, где еще доживали свой век старики и приверженцы старых традиций, не желающие мириться с изменениями. Либо шаманы и вовсе жили отшельниками в лесу, поближе к природе, поближе к силам стихий.

Можно еще обратиться к кому-нибудь из ведьм. Те с духами связывались иначе — с помощью чародейских атрибутов и гаданий. Вот только результаты такого обращения к духам весьма сомнительны. Во-первых, найти настолько сильную ведьму в княжестве, способную и согласную связать для меня два мира, я не смогу. Кроме бабули у нас таких не водилось, а с ней иметь дело себе дороже.

Во-вторых, такая ведьма потребовала бы с меня кругленькую сумму, а у меня не было доступа к деньгам. И, в-третьих, я не доверял гаданиям на картах и рунах, на досках и костях — это все же не прямой разговор, а знаки, символы, которые еще поди разгадай. Зачастую все ведьмовские предсказания можно было расшифровать только после того, когда они уже исполнились, а, даже зная их, предупредить беду — никогда. Так же дело обстояло и с вызовом духов. Духи отвечали одно, ведьмы трактовали по-своему, а уж третье лицо — заказчик, сам должен был ломать голову и пытаться понять, о чем речь.

Проводил я еще кое-какие эксперименты. Это касалось физических носителей информации. Например, после того, как я рассказал Артемию Ивановичу о будущем еще раз, я попросил его записать наш разговор плёнку. Учитель сопротивлялся, возмущался, но в конечном итоге уступил.

Так же я попросил Савелия написать письмо самому себе, рассказав ему несколько случаев из будущего, и еще одно письмо написал я сам и отдал его Нане, велев прочесть и положить в карман до завтра. И еще сам себе я оставил послание на шар памяти.

Утром же обнаружил вот что: У Наны и Савелия писем не оказалось, они исчезли, как и воспоминания домработников об этих письмах. Моя запись на шаре памяти тоже пропала, соответственно и запись на аппарате, которую сделал Артемий Иванович, канула в небытие. Время будто бы пыталось избавиться от любого вмешательства в свой ход, удаляя и воспоминания, и любые другие улики.

Все что оставалось — это я и моя память. И как бы богиня судьбы, во имя порядка не решила стереть и меня.

Пару раз за эту неделю я обращался волком. За решетку, хоть отец и грозился, меня так и не посадили, но на окна решетки все же поставили. Но и это меня не удержало. Волк выламывал эту решетку в прыжке на раз, правда, после возвращения в человеческий облик я потом обнаруживал шишки на голове и синяки на лице.

В контроле над волком я тоже пока не достиг многого. Точнее, небольшие успехи были, если их так можно назвать. Как только проходили первые часы оборотничества и мое сознание возвращалось, волк сразу же отступал, а я тут же обращался человеком. Будто бы мое появление пугало волка, и стоило мне опомниться показаться, он немедленно прятался внутри меня, забирая с собой и звериную сущность. Словно чувствовал опасного и сильного чужака и потому сразу же скрывался.

Меня это конечно же не устраивало, мы должны стать единым целым, должно произойти слияние, где я буду контролировать весь процесс от и до. А сейчас мы как день и ночь, которые пересекаются лишь на мгновение, и стоит ночи увидеть первые лучи солнца, как она тут же испаряется.

Сегодня ночью я снова осознал себя в лесу в волчьей шкуре. На этот раз волк далеко ушел, местность показалась смутно знакомой, но все же я явно здесь не часто бывал. И запах, какой-то странный чужой запах, даже не так — чужие запахи: здесь где-то поблизости были люди.

Волк, почуяв меня внутри, уже собрался отступить, но я поспешил мысленно успокоить его, убедить, что я не опасен. И делал я это по большей части потому, что брести холодной листопадной ночью голяком, не зная обратной дороги, мне хотелось меньше всего.

Волк обдал меня волной недоверия, но не ушел. Может быть, почувствовал мои опасения по поводу того, что не дойду домой, или мои манипуляции с эмоциями помогли. Но и все же он остался, продолжал сторониться, но не уходил. Уже хорошо, уже можно работать.

Внезапно послышалось шуршание листвы и какой-то жалобный скулящий плач. Волк насторожился, а нам в нос ударил целый букет запахов напуганной женщины: кровь, боль, вперемежку со страхом, выделяющимся с потом. И другие запахи — мужские: зашкаливающий адреналин, агрессия, возбуждение.

Звуки приближались, я затаился в чаще. Послышались голоса:

— Угомонись, ведьма! Прирежу! Заткнись!

Я осторожно выглянул из кустов, и увидел двух мужчин в черных длинных плащах, будто из прошлого века, их лица скрывали широкие капюшоны. И черноволосая девушка в белой ночной сорочке: мокрая, бледная, похожая на утопленницу. Она брыкалась изо всех сил, но мужчины в плащах были куда сильнее.

Мужчины тянули девушку в ров и вскоре скрылись из виду, я бесшумно вышел из чащи. Подошел к краю рва, там внизу стоял большей плоский камень, усыпанный листвой. Один из мужчин быстро смахнул листья, второй рывком подняв девушку, швырнул на камень, бедняга закричала надсадно. Я крадучись, стараясь не шуршать, начал спускаться вниз.

— Клади сюда! Руки держи! Руки! — торопливо говорил один из мужчин, грубо раздвигая ноги сотрясающейся в рыданиях девушки и задирая белую сорочку.

На него первого я и набросился. До ублюдка оставалось метра три, я рыкнул, привлекая внимание, и прыгнул. Он медленно повернулся, в ужасе округлив глаза, и это было последнее, что он смог сделать. Я из всей силы вцепился зубами в его лицо, опрокидывая наземь, девушка в ужасе заверещала.

Рот наполнился горячей кровью и сладкой плотью, я добрался до шеи, вгрызаясь в жилы и вены, остервенело раздирая их. Волк, почувствовав вкус крови, ощутил азарт охоты и действовал теперь со мной заодно, больше не сторонясь. Мой внутренний зверь убивал впервые.

Покончив с первым, я рванул к другому. Тот выставил перед собой нож, но меня, обуреваемого яростью, это абсолютно не смутило. Под девичий пронзительный визг, я накинулся на второго, вцепившись зубами в запястье — нож выпал, теперь заорал мужик, перекрикивая девушку. Его я прикончил так же быстро, как и первого, вырвал зубами кусок из горла и, почувствовав на зубах хруст хрящей, выплюнул кадык.

Девушка продолжала беспрерывно верещать, поджав ноги к подбородку и медленно отползая к краю камня. И чего орет, дуреха, я же спас её?!