Руслан Муха - Воронов дар. Изнанка прошлого

Он нарочно выделил Инесс, упомянув ее преступления, явно желая увидеть мою реакцию. И сейчас смотрел на меня с невозмутимым хладнокровием и изучал.

Я спокойно выдержал его взгляд и, стараясь вести себя непринуждённо, ответил:

— У меня не было подходящего секунданта и в одном из разговоров я попросил об этом графиню. Она не отказала и прислала Якоба.

— Что это был за разговор, княжич? Можете его пересказать? — спросил он, и я был готов к подобным вопросам:

— По большей части говорила Инесс: расспрашивала об учебе и об этой самой дуэли, даже пыталась отговорить от дуэли, пока не узнала, что мы поклялись с Бориславом на роду. Но потом согласилась помочь.

Крапивин недоверчиво усмехнулся:

— Просто так согласилась или что-то попросила взамен?

Я пожал плечами:

— Нет, ничего конкретного. Просто сказал, что теперь я ее должник — но это было в шутливой манере, я не слишком придал этому значение. Да и на эту тему я уже ответил вашему коллеге во время обыска.

— Да, — в сухой улыбке поджал губы Крапивин. — Расскажите о Якобе Стабольски, он упоминал куда собирается после дуэли?

Я отрицательно качнул головой, тоже налил себе чаю и, взяв кружку, уставился на Крапивина, ожидая новых вопросов.

— Возможно он при вас с кем-то говорил по зеркалу связи? Или вел себя странно?

— Нет, — пожал я плечами, — он вел себя не странее других вурд. Ничего такого я не заметил.

— Вы знаете куда он направился после дуэли? — на этом вопросе он слегка подался вперед, а взгляд стал пытлив и колюч, значит, вопрос непростой. Мне не стоило забывать, что мы ушли с пустыря при трех свидетелях, а значит Тайная канцелярия расспросила об этом не только Деграуна, но и Быстрицкого, и Григанского.

— Якоб не слишком хорошо себя чувствовал, и я помог ему добраться до стоянки, а после отвёз в гостиницу. Оттуда меня забрал мой дядя Олег, и больше я Якоба не видел.

Пока что мои ответы устраивали Крапивина, потому я еще говорил правду.

— Почему вурд плохо себя чувствовал, княжич? — сузил глаза Крапивин.

И здесь я не стал лгать, ухудшить и без того плохое положение Якоба тем, что он пил кровь несовершеннолетнего я уже все равно не мог:

— Он провел ритуал крови и помог мне очиститься от зелья ослабления. Якоб рассказал мне об этом ритуале, а его уговорил и предложил за помощь хорошие деньги. Ну и из-за этого ритуала ему стало плохо.

Я нарочно упомянул про деньги, желая подкинуть ему версию, что у Якоба было достаточно средств, чтобы бежать из Славии.

Крапивин озадачено нахмурился, такого ответа он явно не ожидал. Хотя я и был уверен, что и про мое забинтованное запястье, и про то, что Олег забрал меня у гостиницы он уже в курсе. И сейчас я все это подтвердил.

Но наверняка они и сотрудников гостиницы опросили. Здесь я весьма рисковал, потому портье мог меня запомнить, как и то, что я приходил на следующий день. В данном случае я намеревался все отрицать. Слова одного портье не делают из меня изменником родины, да и не велик шанс, что меня запомнили. Все же та гостиница довольно большая, и за день каких только людей там не бывает.

— Что это был за ритуал, Ярослав Игоревич? — спросил Крапивин. — Впервые о таком слышу.

— Вурды не любят о нем распространяться, — начал я объяснять, — да и не всякий из них на него способен. Со слов Якоба, только старые вурды и могут подобное. Принцип действия мне и самому не слишком понятен, но думаю, вам не составит труда узнать о нем более подробно.

Крапивин нахмурился, наверняка сейчас он сомневался в правдивости моих слов и пытался обосновать плохое самочувствие вурда как-то иначе. Но, видимо, ничего так и не придумав, продолжил:

— Значит, вы отвезли его в гостиницу, взяли для него номер на имя Добромира Репина и после этого не встречались с Якобом?

— Все верно, — с готовностью кивнул я.

— Кстати, а почему вы представились портье вымышленным именем?

— Не хотел, чтобы простой народ судачил о том, что я привел вурда в гостиницу, — ответил я.

Крапивин сделал большой глоток из кружки, отложил десертную ложку, которой с наслаждением уплетал сливовое варенье, и полез в свою наплечную сумку, достав оттуда блокнот. Он неспешно листал страницы блокнота, водил пальцами по записям, изредка останавливаясь и что-то изучая. А потом сухим тоном завел:

— Двое мужчин заселились семнадцатого числа лютого месяца в восемнадцатый номер гостиницы в пять пятнадцать вечера. По свидетельстванию дежурившего в тот вечер портье, один из них, тот что оплачивал номер и был помоложе, сразу ушел и больше он его не видели. На следующий день портье другой смены сделал запись, что был взят второй ключ от номера в четыре часа вечера тем же Добромиром Репиным, а через полчаса оба ключа были возвращены. И постояльцы хоть и оплатили номер на три дня, в гостиницу больше не возвращались. Кто был этот второй? Вы, княжич?

Хладнокровный пытливый взгляд, непроницаемое выражение лица по которому невозможно определить, о чем сейчас думает Федор Крапивин. Я дышал ровно и оставался спокоен и так же спокойно ответил:

— Нет, в тот день я был дома. Якоб слышал, на чье имя я брал комнату, и вероятно, передал это тому, кто за ним приехал.

— Все верно, Ярослав был дома, — с готовностью подтвердил отец. — Он неважно себя чувствовал и весь день провел у себя. Это могут подтвердить наши домработники и мы. К тому же вы установили «глаза» в нашем поместье и без труда можете проверить, что в тот день никто не покидал особняк.

— «Глаза» установлены только внутри помещения и не во всех комнатах, Игорь Богданович. По отчетам ваш сын в обед ушел в свою комнату и не выходил из нее до самого утра. Ночью к нему в комнату вошла ваша супруга и ушла в начале шестого утра. Я счел это странным.

Все едва ли шло по маслу, теперь и отец из-за слов Крапивина наверняка начнет меня подозревать. Хотя мне и без того казалось, что он уже подозревает. Но отец держался хорошо и даже виду не подал, что слова дознавателя его удивили или вызвали сомнения.

— Что здесь странного? — спокойно поинтересовался отец. — Мой сын, как я уже сказал, чувствовал себя неважно. Очевидно, что Злата волновалась и поэтому провела почти всю ночь в его комнате.

— Могу побеседовать с вашей супругой? — Крапивин улыбнулся, обнажив сероватые крупные передние зубы.

— Моя жена в положении, мне бы не хотелось, чтобы ее беспокоили без особых причин, — вежливо, но твердо сказал отец. — И ваш начальник нам ясно дал понять, что вы опросите только Ярослава.

Улыбка сползла с лица Крапивина и лицо стало жестче:

— Что ж, тогда продолжим, — сказал он без особого энтузиазма. Крапивин наверняка рассчитывал, что сможет загнать нас в угол или уличить во лжи, но пока я не допустил ни одной ошибки и отец мне помогал. Ему попросту не к чему было придраться.