Аристарх Нилин - На тропе войны (СИ)

— Ты же сам сказал, что он обознался. Принял её за Вирджинию.

— Ты что забыла, как выглядит Вирджиния и как Каисса? И потом, Боянов мне сказал, что он хорошо знаком с анкетными данными всех членов экипажа корабля, на котором прилетел Коэн. И после это, утверждать, что обознался? Прости, но я не могу в это поверить. Понимаешь, не могу.

— Хамаль, многие поступки только со стороны кажутся непонятными. На самом деле, большинство из них логически объяснимы, и лишь в редких случаях, совершаются импульсивно. Значит, были какие-то причины, по которым они были совершены.

— Вот я и хочу понять, зачем он так поступил.

— А ты не допускаешь, что он просто подстраховался, опасаясь за свою жизнь? А выстрелив в Каиссу, он остался наедине с тобой и так ему было проще и спокойнее разговаривать, в том числе и по вопросу получения кодов доступа.

— Ты как всегда права, и все же я не могу понять причин, почему он так поступил. Отсюда моё отношение к тому, что он делает. Вроде всё правильно, но меня настораживает.

— Ничего, поживем, увидим, что дальше будет. А пока, предлагаю пригласить Михаила и обсудить проблему с детьми.

— С воспитанниками, — язвительно добавил профессор.

— Какой же ты, право слово, зануда. Теперь и к моему каждому слову будешь с насмешкой подходить.

— Прости, больше не буду.

— Прощаю, — нежно ответила Азадель и прижалась головой к его груди.

— Как думаешь, может быть нам пригласить на корабль всех и Михаила и Марселину с ребенком и Каиссу, заодно и рожениц заберем?

— Я тоже так считаю. На этом корабле и оборудование значительно лучше, да и безопасней.

— Так и сделаем.

Вскоре Азадель пообщалась с Михаилом и предложила всем вернуться на корабль, а заодно вместе обсудить проблему как быть с детьми. Уговаривать Михаила не пришлось, он был рад вернуться на корабль, на котором прилетел в галактику и расположиться в своей каюте. Вечером шатл доставил всех на корабль. Больше всех волновался Михаил. Его переживания относительно того, как перенесет перелет Лиза, читались у него на лице. Он то и дело поглядывал на неё и спрашивал Марселину о самочувствии.

Вечером на ужин все собрались в пищеблоке. Марселина пришла с Лизой. Та сидела в слинге и мирно спала, так как её только что покормили. Разговор не складывался и поэтому ели молча, лишь изредка бросая ничего не значащие реплики и только в конце ужина сразу, когда андроид принес на десерт специально испеченный к ужину пирог, профессор вдруг сказал:

— Я не знаю, что нас ждет впереди, и не хочу загадывать и обещать мир и спокойствие, поэтому давайте радовать дню сегодняшнему. Любить, — и профессор перевел взгляд на Михаила, — верить и ждать. Потому что ничего другого нам не остается, как надеяться на лучшее.

Азадель вдруг прослезилась и украдкой вытерла уголки глаз, а Марселина неожиданно произнесла:

— А я почему-то верю, что всё будет хорошо, — и счастливыми глазами посмотрев на Лизу, добавила, — потому что если не верить в лучшее, то и жить незачем.

На этой оптимистической ноте ужин и закончился, после чего все разошлись по своим каютам.

На следующий день профессор Мукси встретился с Михаилом.

— Уважаемый господин Кутепов, — сцепив руки на груди, произнес он, — я хотел бы с вами обсудить вопрос, который касается детей, которых эвакуировали из колонии на Гоби.

— Со мной! Помилуйте, профессор. Я ровным счетом ничего не знаю, ни о детях, ни о той программе, которую вы проводили.

— Я понимаю, но дело в том, что я, если быть откровенным, мало что смыслю в этом вопросе.

— Простите, — Михаил чуть было не засмеялся, — я полагал, что это ваша была идея оплодотворять женщин, которых находили на кораблях попавших в галактику Гахр.

— Оплодотворять да. Но вот процесс воспитания этих детей, он, как бы это правильно сказать...

— Был отдан на откуп госпоже Оуэн, я правильно вас понял?

— Совершенно верно. Она этим занималась и кроме неё никто.

— А я тут причем?

— Вы ни причем, но вы, насколько мне известно, специалист в области психологии, и могли бы дать рекомендации по их дальнейшему развитию в свете возникших новых обстоятельств, — деликатно произнес профессор.

— Издалека начали, издалека.

— Возможно, но не держать же их в капсулах для гиперсна. Ведь это дети, а не зомби, — профессор произнес слово зомби и осекся.

— Что вы говорите, а я думал что вы добавите, пока не зомби. Ведь если я правильно понял, их выращивали до восемнадцатилетнего возраста, чтобы потом имплантировать позитронный мозг и превратить в покорных роботов с управляющим чипом в голове. Не так ли?

— Да, но...

— Ладно, — перейдя на добродушный лад, произнес Михаил, — Дискуссию на эту тему можно вести до бесконечности. У меня предложение. Давайте посмотрим, что собой представляют дети, потому что сейчас строить планы по их дальнейшему развитию и воспитанию бессмысленно. Мы не знаем о них ничего, а, учитывая, что они были изолированы друг от друга, можно ждать чего угодно.

— Разумно, весьма разумно. Я целиком и полностью с вами согласен. С кого начнем?

— Думаю, что начать надо с семи-восьми летних, а дальше видно будет.

— Так и поступим.

На следующий день было решено провести осмотр первого ребенка — мальчика семи лет. Михаил долго думал, как лучше всего поступить, и когда в медицинском секторе собрались профессор, Азадель и Каисса, он предложил для начала просто взглянуть на его поведение со стороны. Для этого, с транспортного корабля доставили двух зомбивоспитателей, которые в колонии непосредственно работали с этим мальчиком. После того, как ребенок очнулся от сна, камеры слежения записывали все реакции ребенка, а собравшиеся могли наблюдать всё происходящее на большом экране. Михаил заранее подготовил небольшую тестовую программу, которая давала возможность оценить те или иные умственные способности ребенка. Почти два часа все внимательно наблюдали за тем, как зомбивоспитатель общался с ребёнком, попеременно задавал тестовые вопросы и одновременно занимался привычными делами, которые он выполнял в колонии.

Прошло два часа. Михаил хмуро посмотрел на профессора, и медленно произнес:

— Думаю, комментарий излишний. Все видели и можете оценить результаты так называемой программы детского воспитания в колонии. Семилетний ребенок обучен простейшему счету и чтению на общегалактическом языке, достаточно развит в физическом плане, но его полная изолированность от других детей, уже в таком возрасте говорит о начале психической депривации. Не удивлюсь, что дети, достигшие совершеннолетия вообще не имеют понятия о своем статусе как человека, не говоря уже о том, мужчина он или женщина. Откровенно говоря, я не знаю, как они поведут себя, если их начать воспитывать вместе. У них может просто не выдержать психика.