Александр Пономарёв - Хранители. Чернобыль Лэнд [litres]

– Ну и чего сидишь? Где мое оборудование?

– Ах да, сейчас. – Ефим встал из-за стола, собираясь пройти к стоящему в углу массивному сейфу, как вдруг вспомнил, что не узнал главного. Во время последнего телефонного разговора тесть сказал о нанятом им специалисте и сообщил, что отправил на электронную почту зятя зашифрованный файл. Ефим внимательно ознакомился с инструкциями. Прежде чем отдавать оборудование, он должен был убедиться, что это тот самый человек, а потому снова сел в кресло и улыбнулся.

– Простите, как вас зовут?

– Ща узнаешь, – пообещал мужчина и сунул кулак под нос Ефиму.

Моргенштейн примирительно выставил руки перед собой:

– Понял. Вы хотите остаться неизвестным, но…

– Дурак! – фыркнул гость. – Ни хрена ты не понял. В татуировке зашифровано мое имя.

– Голова? – удивился зять Богомолова.

Бородач закатил глаза к потолку и страдальчески простонал. В следующую секунду он скинул ногу со стола, стремительно подался вперед, схватил управляющего за галстук и выкрикнул в лицо:

– Какая, в задницу, голова?! Вепрь меня зовут! Вепрь! Неужели это так трудно понять, тупица?! – Он оттолкнул ошеломленного и немного испуганного Ефима от себя, сел на стул и пошмыгал носом, зажимая его с боков согнутыми большим и указательным пальцами. – Прости, не сдержался. Каждый раз одно и то же. Как будто сговорились, мать вашу.

– Может, дело в татуировке? – предположил Моргенштейн и вжался в кресло от брошенного на него яростного взгляда. – Не, я ничего против татухи не имею. Она мастерски сделана и все такое, но будь на ней хряк целиком, а не одна голова, тогда бы и вопросов, наверное, не возникло.

– Уверен?

Ефим мелко закивал, а Вепрь хмыкнул в бороду и помотал головой:

– А я вот нет. Пусть лучше так сперва обзовут, чем тем же хряком, кабаном или, прости хоспади, боровом.

В кабинете повисло неловкое молчание. Вепрь побарабанил кончиками грязных ногтей по столу.

– Ну, долго сидеть будем? Часики тикают: тик-так, тик-так. Время работает против нас, приятель.

– Да-да, сейчас.

Теперь, когда все формальности были выполнены, и Вепрь действительно оказался тем самым человеком (в инструкции фигурировало прозвище нанятого Богомоловым специалиста), Ефим проследовал к сейфу. Он покрутил ребристый верньер, набирая нужную комбинацию цифр, взялся за хромированную ручку в виде буквы Т и повернул по часовой стрелке.

Широкий брусок из прочной легированной стали с щелчком скрылся в предназначенной для него потайной нише. Массивная дверь плавно повернулась на толстых цилиндрических петлях.

Моргенштейн сунул руку в темное нутро сейфа, вытащил оттуда на свет прямоугольный обрезиненный чемодан длиною в метр и шириной сантиметров сорок, запер дверь компактного хранилища и вернулся к Вепрю.

– Вот, – Ефим положил ношу на стол и развернул ручкой к посетителю.

Бородач щелкнул замками кейса, приподнял крышку, проверяя комплектность содержимого, и снова захлопнул.

– Это все?

Управляющий парком помотал головой, открыл нижний ящик тумбочки и положил на стол ПДА.

– Прибор настроен на частоту установленного в костюме микрочипа.

Вепрь взял в руки наладонник. Нажал на кнопку включения, подождал, когда операционка загрузится, и запустил поисковое приложение. Через секунду на экране появилась карта территории парка. Синий кружок с фигуркой человека внутри светился в правом нижнем углу отливающего глянцем дисплея. Касаниями пальца Вепрь сдвинул маячок по центру устройства, отмасштабировал изображение. Судя по всему, объект до сих пор находился в лагере.

– Годится, – кивнул Вепрь, выключил мини-комп и застегнул ремешок устройства на запястье.

– Отчет о выполнении задания пойдет напрямую или через меня? – поинтересовался управляющий.

– Напрямую. Других указаний не было.

– Хорошо. – Ефим помолчал, думая, что бы еще сказать Вепрю. Так ничего и не придумав, пожал руку бородачу и проводил до входной двери.

Обломки и гипсовая крошка разбитой статуи так и лежали на полу. Секретарша не прибралась после отчаянной обороны кабинета начальника. Решила, что тот увидит, какой бардак устроил незваный гость, и поощрит ее деньгами или каким-нибудь другим, не менее приятным, способом.

Она замечала его интерес к ней и терпеливо ждала, когда босс не выдержит. Сама она не решалась сделать первый шаг, опасаясь непредсказуемой реакции, зато прекрасно знала, как будет действовать, если начальник пойдет ва-банк. Никаких игр в недотрогу. Море любви, ласки и желания удовлетворить любой каприз. А когда он прикипит к ней душой и телом и уже не сможет обходиться без нее, вот тогда она и начнет качать из него деньги, золото и драгоценности, как нефть из скважины.

Секретарша не подозревала, что первым из кабинета выйдет начальник, а потому, когда дверь открылась, сердито поджала губы и нахмурила брови, всем видом выражая презрение и недовольство грубияну. Ефим не ожидал увидеть вместо милого сердцу личика злобную гримасу и чуть не вздрогнул от неожиданности. Женщина поняла, что совершила ошибку, нацепила на лицо приветливую маску, но опоздала. Моргенштейн повернулся к ней спиной и что-то негромко говорил мужлану в кожаной одежде, провожая его к выходу из приемной.

Когда за гостем захлопнулась дверь, секретарша птахой выпорхнула из-за стола. Цокая набойками десятисантиметровых шпилек и соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к начальнику и защебетала:

– Простите, Ефим Соломонович. Я думала, это вышел грубиян, потому и приготовилась встретить его как подобает. Вы только посмотрите, что он наделал, – она театрально взмахнула руками и прижала кончики пальцев к вискам, как будто у нее внезапно разболелась голова. – Вам так нравилась эта статуя.

– Новую поставим, – сухо ответил Моргенштейн.

Ему вдруг в голову пришла мысль, что Богомолов только и ждет, когда ненавистный зять допустит ошибку, станет на скользкую дорожку супружеской измены, и вот тогда-то тесть со всей радостью предоставит доказательства предательства благоверного своей любимой доченьке, не рискуя при этом испортить с ней отношения, как могло бы случиться, пойди он на открытый конфликт с мужем своего единственного чада. Он только в ее присутствии играл роль любящего тестя, а когда той не было рядом, моментально показывал свое истинное лицо и разве что смерти не желал тому, кого выбрала его неповторимая кровиночка.

Моргенштейн зацепился за эту мысль, как утопающий за соломинку, и решил раз и навсегда поставить незримый барьер между собой и секретаршей.

«Не дождешься, старый хрен», – подумал Ефим и строго сказал вслух:

– Что здесь за бардак? Немедленно приберитесь тут и… – Он покрутил головой по сторонам, ища, к чему бы еще придраться. Взгляд упал на стоящие на подоконниках горшки с давно превратившимися в гербарий гортензией и фиалками. – И полейте цветы, наконец. Хватит просто так без дела сидеть!