Генри Каттнер - Джим Уэйд

Но сначала надо выбраться из этой пещеры.

Теперь хадж был свободен. Он массировал свои руки, издавая слабые стоны боли. Уэйд оставил его и стал осматривать барьер, закрывавший вход в пещеру.

– Это займет время, – сказал он наконец. – Мы можем приступить к работе… У тебя нет спичек, а?

– Меня хорошо обыскали, сахиб.

Уэйд начал оттаскивать камни от входа. Это была опасная работа, потому что в темноте он толком ничего не мог разглядеть. Убери ключевой камень в неподходящее время, и может произойти новый обвал. Вскоре к Уэйду присоединился Нессердин, и теперь они трудились вместе.

– Ты знаешь, что за всем этим стоит? – Уэйд тяжело дышал.

– Да, я многое узнал. Но сначала расскажи мне, что ты знаешь.

Уэйд повиновался. Закончив, он услышал хихиканье хаджа.

– Мы преследуем одну цель. Мне следовало бы попросить тебя о помощи раньше, но я не знал, что ты и есть Гром Джим. – Тут он задохнулся в удушающей пыли, облако которой они подняли, растаскивая камни. – Недавно я узнал об этом фальшивом мумине. Он сеял семена раздора среди моего народа, поэтому я решил выяснить причину. С помощью двух белых, Клета и Койна, он разжигал джихад. Он пытался подорвать престиж Европы на Ближнем Востоке. В этом ему помогают туареги.

– Но почему?

Гром Джим весь обратился в слух.

– Это должен быть величайший джихад, какой только знали мусульмане! Подобно потопу, сыны Мухаммеда хлынут на города, и улицы зальют кровью. Арабы-отступники – воры и собаки, уже поселились в этих городах, ожидая джихада. Это организованные шайки грабителей. Под прикрытием Священной войны, когда города будут охвачены хаосом и революцией, они намерены грабить… грабить банки и магазины. Теперь ты понимаешь?

– Понятно, – убийственно произнес Уэйд.

– Священная война, созданная беспринципными негодяями для собственной выгоды. Пока обманутые арабы сражались в джихаде, люди, нанятые Койном и Клетом, под прикрытием беспорядка совершали набеги на банки. Ювелирные магазины будут разграблены. Сокровища богатейших восточных городов исчезнут в пустыне, унесенные Койном, чтобы утолить его ненасытную жадность. Тысячи жизней будут потеряны… Со всей Саудовской Аравии великие вожди собрались послушать мумина, – продолжал Несердин. – Завтра он будет проповедовать им, завербует их, провозгласит джихад и отправит домой собирать своих людей. Затем, когда он даст сигнал, джихад вспыхнет пламенем, если я не смогу остановить эту резню.

– А ты можешь?

– Вожди будут слушать меня. Они знают меня и доверяют мне. Но сначала мы должны бежать.

Ночь тянулась бесконечно. Руки Уэйда кровоточили и болели, но он не останавливался. Вскоре крошечная расщелина на вершине завала стала светлее, и над пустыней разгорался рассвет.

Теперь было легче убрать валуны, потому что теперь они видели, что делали. К тому времени одежда Уэйда, и Несердина превратилась в тряпье. А они сами изнемогали от усталости. Но вскоре они откатили в сторону последний камень и путь из пещеры оказался открыт. Немногие могли бы справиться с такой задачей. Без огромной силы Уэйда Несердин был бы беспомощен.

Снаружи послышалась какая-то возня. Рука Грома Джима сомкнулась на маленьком камне размером с бейсбольный мяч, который аккуратно лег ему на ладонь.

– Охранник! – прошептал он. – Тихо!

В узкой шахте виднелась голубая вуаль туарега – силуэт на фоне утреннего неба. Уэйд метнул камень с безошибочной точностью. Крик замер в горле туземца, часовой исчез из виду, его череп был раздроблен свистящим снарядом.

Уэйд знал, что на страже могут быть и другие туареги. Он поспешно бросился вперед, протиснулся в узкий проход и выскочил на яркий солнечный свет.

Тело туземца было у его ног, рядом лежала винтовка.

Усыпанная камнями равнина спускалась к оазису, где под пальмами стояли палатки. Там виднелась толпа людей – пятнышки вдали. Но сейчас Уэйд и Хадж были в безопасности.

Несердин выбрался из пещеры и встал, пытаясь вычесать грязь со спутанной бороды.

– Инша’лла, – выдохнул он. – Значит, собака мертва? Это хорошо. Сейчас…

Он повернулся к оазису. Уэйд схватил его за руку.

– Пригнись! – рявкнул он, оттаскивая хаджа в безопасное место за валун. – Если они нас заметят, мы пропали.

– Но мумин уже обращается с речью к вождям, – возразил Несердин.

– Мы не сможем ничего сделать, если они всадят в нас по пуле, – заявил Уэйд.

– Они не посмеют. Мои люди убьют их.

– Загнанная в угол змея нападет вслепую, – процитировал Уэйд. – Нет, придется сыграть по-другому. Если мне удастся добраться до рации, я пошлю сообщение «Громовому жуку». Тогда мы одержим верх.

Несердин неохотно согласился. Вдвоем они спустились вниз по склону, к скоплению разрушенных домов.

Это оказалось на удивление легко, так как, по-видимому, все собрались, чтобы послушать мумина. Взяв наизготовку винтовку убитого туарега, Уэйд направился к дому, с крыши которого упал накануне вечером.

Он сунул пистолет в руку Нессердина.

– Подожди здесь, – прошептал он. – Будь начеку.

На некотором расстоянии, на крыше кирпичного здания, стоял мумин, его голос гремел над равниной. «Слишком далеко для хорошего выстрела», – решил Уэйд, ныряя в хижину.

Место было пустынным. Радиоприемник лежал в углу. Гром Джим поспешно поднял его. Рация была цела, если не считать оборванного провода – поломки, которую легко можно было починить.

Он повернул выключатель и послал вызов. Через мгновение он заговорил в крошечный микрофон:

– Рыжий… Заточка! С. О. С. Мне очень нужен «Громовой жук»! Мы…

Грохот снаружи заставил его обернуться. Два шага и он оказался у двери. Винтовка лежала у его ног. Хадж мчался к дому с крыши которого, проповедовал фальшивый муамин.

– Сумасшедший дурак! – простонал Уэйд. – Почему он не мог подождать?

Теперь появилась еще одна невыполнимая задача. Нессердина нужно было защитить от последствий его же собственной опрометчивости. Гром Джим нашел время, чтобы вбежать в хижину, переключить рацию на радиосигнал и оставить ее в качестве маяка для Рыжего и Заточки. Они последуют за лучом. Но успеют они вовремя или нет, сказать было невозможно.

Затем Гром Джим с винтовкой в руке большими шагами пустился в погоню за хаджем. По дороге он заметил, что аудитория мумина разделилась на две группы – вождей и туарегов, которые значительно превосходили числом вождей. Клета и Койна нигде не было видно.

Хадж вдруг возник, как чертик из табакерки, на полуразрушенной стене древних руин.

– Во имя Аллаха, услышьте меня! – проревел его громовой голос, заглушив речь мумина, как удар молнии…

Испуганные лица повернулись к нему. Из рядов вождей вырвался вздох.