Брайан Херберт - Герцог Каладана [litres]

Что-то бессвязно забормотав, барон с трудом приподнялся.

– Добавочный налог сверх всех наших расходов? Но это же нанесет непоправимый ущерб рынку! Наши доходы и без того невелики, если учесть постоянные поломки оборудования в этом адском пекле! Потребители же откажутся платить больше…

– Но тем не менее они будут платить, не так ли, хм-м?

Барон буквально дымился от злости.

– Да, некоторые будут платить, но другие станут меньше покупать. – Он грохнул по столу сломанной рукой и скривился от боли. – Передайте Императору, что это неприемлемо! Мы и так уже изнемогаем под бременем имперских налогов на меланж, и этот новый налог нас просто добьет.

– При всем моем уважении, дорогой барон, должен сказать, что если у вас есть возражения, то будьте любезны высказать их Императору Шаддаму лично. Я не ваш посланник, а его . – Фенринг издевательски улыбнулся, как он имел обыкновение улыбаться, вонзая нож в грудь жертвы.

Когда граф отвернулся, чтобы уйти, барон тяжело, словно придавленный грузом нового налога, опустился обратно в кресло.

Вернувшись в свою резиденцию, граф Фенринг нашел супругу, сестру Бинэ Гессерит, в оранжерее, в месте, которое она любила больше всего на свете. Этот роскошный сад в южном крыле здания казался абсолютно неуместным на такой засушливой планете. Пышные зеленеющие растения были здесь роскошью, которую могли себе позволить только богатые и привилегированные чиновники. Это был каприз, требовавший непомерно большого расхода воды.

Пройдя через герметичную дверь, Фенринг подошел к Марго и встал так близко к ней, что их локти соприкоснулись. Супруги улыбались, наслаждаясь близостью друг друга. Они говорили очень тихо, а потому шум воды в небольшом фонтане делал невозможным подслушивание через любые, самые хитроумные устройства.

Фенринг всегда доверял жене.

– Толстяк дважды мне солгал – о том, как он получил травму, и о том, почему он не явился на праздник.

– Ты думаешь, он знал о планах Якссона Ару заранее? Неужели Дом Харконненов замешан в мятеже?

– Нет, он просто пытается защититься, а от смущения делает это очень неловко. Он не справился с обеспечением безопасности на планете и решил скрыть свой провал от Императора. Если бы на Оторио ничего не случилось, то очень немногие заметили бы отсутствие барона, но сам факт, что он уцелел, не явившись на торжества, привлек к нему ненужное внимание.

– Значит, барон на самом деле невинен? – Марго, кажется, была удивлена.

– Ну, барона Владимира Харконнена трудно назвать невинной овечкой, моя дорогая! Но в сговоре с Содружеством благородных он точно не состоит.

Она ласково провела кончиками пальцев по лбу мужа.

– Ты так мало спишь! Ты выглядишь усталым. – Она поцеловала его в щеку. – Мой бедный.

– Знаешь, одно твое присутствие меня освежает. Завтра я приступаю к исполнению своих обычных обязанностей наблюдателя за добычей специи и к неофициальной работе – налаживанию связей с контрабандистами. Многое изменится, теперь Император решил закрутить гайки. Это может побудить многих людей к опрометчивым действиям.

Марго осталась ухаживать за растениями в оранжерее, а Фенринг вернулся в их частные апартаменты, решив последовать совету жены и отдохнуть. Он лег на широкую супружескую кровать и накрылся одеялом с головой.

Он думал о своей милой жене; он часто думал о ней, когда ее не было рядом с ним в постели, в его объятиях. Некоторым казалось, что они являются полными противоположностями, но на самом деле их отношения отличались невероятной нежностью. Марго не слыла убийцей, но он знал, что его жена по-своему смертельно опасна. Она прекрасно владела всеми боевыми искусствами Бинэ Гессерит, хотя никогда не признавалась в том, что ей приходилось убивать самой.

И все же леди Марго была присуща внутренняя, врожденная доброта, которой недоставало графу; ее мягкость оказывала на него облагораживающее действие, и ему это нравилось. Ее любовное внимание было отличным средством от его профессиональной жестокости.

Через страстную веру и тайные откровения, недоступные чужим, религиями легко манипулировать. Религии могут также оказывать стабилизирующее действие, создавая общности, скрепленные верой.

Каждый лайнер Гильдии, прибывавший на Каладан, приносил все новые и новые известия о возмущениях, сотрясавших Империю. Герцог Лето тщательно изучал и анализировал эти сообщения, читал подробные отчеты об экстренных заседаниях Ландсраада, наблюдал за реакциями Императора. Видел он и запись речи, в которой ур-директор КАНИКТ отреклась от собственного сына Якссона Ару.

Он был рад, что находится у себя на Каладане, далеко от всего этого.

Лето был не из тех амбициозных аристократов, что разглядели в трагедии новые возможности для себя, способ повысить статус своих Домов. Несмотря на то что многие из них демонстративно выражали возмущение и скорбь по погибшим собратьям, на деле они давали взятки, интриговали и, прибегая к всяческим ухищрениям, старались занять опустевшие места в Ландсрааде. Как уважаемый член Ландсраада Лето мог отправиться на Кайтэйн, чтобы с помощью своего влияния улучшить положение Дома Атрейдесов, но ему была омерзительна сама мысль об этом – это было то же самое, что воровать монеты, которыми закрывают глаза мертвым. Он не опустится до такого вздора ради возможности управлять планетами, до которых ему не было никакого дела.

По возвращении домой после трагедии на Оторио Лето остался на Каладане, намереваясь сосредоточиться на управлении собственным народом, на укреплении владения, которое принадлежало Дому Атрейдесов на протяжении многих и многих поколений. Пол примет герцогскую мантию, когда настанет срок.

Но поскольку эхо трагедии на Оторио должно было коснуться и его сына, Лето разрешил Полу участвовать в заседаниях совета, на котором обсуждались все новые сообщения о событиях, происходивших в Империи. Он объяснил мальчику:

– Ты должен быть хорошо информированным. Очень скоро на твои плечи ляжет тяжкая ответственность.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы понять имперскую политику, сэр, – ответил Пол. Сидевший рядом Хават многозначительно кивнул, испытывая гордость за своего ученика.

– Понимание имперской политики выходит за пределы нашей компетенции, – сказал Лето. – Однако мы должны попытаться понять смысл того, что можем сделать сами.

Когда дело касалось общественных проблем, герцог заседал в главном аудиенц-зале, где выслушивал петиции, принимал дары, награждал за труды и подвиги и творил суд.

Полной неожиданностью стало, однако, появление на таком заседании архивикария Тороно, проделавшего нелегкий путь с северных рисовых полей. Встав перед троном Лето, архивикарий церемониальным жестом благословил герцога.