Виктор Мишин - Солдат [Солдат. Превратности судьбы. Возвращение]

«Ну-ка, ну-ка, иди сюда, зараза ты худая!» — подцепляю грязными пальцами предмет, торчащий из раны, тащу и наконец отбрасываю его в сторону. Кровь вытекает из раны, а мне даже вроде и полегче стало сразу. Смочив не выжимая новый тампон из бинта, прикладываю к ране. Тут сознание-то меня и покинуло. Сколько лежал, не знаю, на часы не глядел. Очнувшись, даже улыбнулся. Ногу вроде не дергает, а главное, я так и лежал без сознания с тампоном на ране. Убрав руку, заметил, что кровь течь перестала, но нога просто как деревяшка.

«Твою мать, у меня же ремень на ноге!» — Ослабив, а затем и вообще сняв ремень, убедился, что кровь не идет. О, кстати, наверное, недолго я «спал», фонарик-то еще не сдох, хотя и светит практически никак. Бинта у меня мало, полноценно забинтоваться не хватит. Задираю гимнастерку и вытаскиваю подол нательной рубахи. Оторвав кусок, когда ткань треснула, я аж замер, сообразив, что на улице-то почти не стреляют. Сделав подушку из остатков бинта, помочился прямо сидя на нее и приложил к ране, затем плотно, но особо не перетягивая, заматываю ногу оторванным куском ткани.

«Сойдет, чего там с рукой?» — подумал и понял, что с рукой мне не справиться. Ранка была на правой руке в районе бицепса с наружной стороны, подлезть так, чтобы рассмотреть, точно не смогу, да и не чую я там ничего лишнего. Хрен с ним, надо думать, как выбираться. Собрал все, что выкладывал перед «операцией», включая потухший фонарик, поменял магазин в пистолете.

«Так, двигаем помалу, и да поможет нам… Партия и Ленин. Тьфу ты черт, а это что за хрень. Понимаю, что на улице темно, но почему я щель не вижу, через которую сюда залез?»

Обалдев от картины, что увидел, а главное, представив, что меня из-за фонаря могли увидеть, кинуло в дрожь. В подвале, прямо возле лестницы, что ведет в подъезд, были сложены трупы немецких солдат. Да много-то как! Я еле пролез мимо них, вылезая из щели. Немцы, сами того не зная, замаскировали ту дыру, в которую я залез. Выбравшись, прислушался, вроде тихо. Нож в левой руке, пистолет в правой, черт, интересно, кто в доме, фрицы или наши???

Оказалось — немцы. В подъезде стоял часовой, и пройти мимо него я точно не смогу, никак. Немец стоял спиной, повесив руки на автомат, что висел на груди. Даже если смогу подойти тихо, хватит ли сил в раненой руке, чтобы убить? А если с ним рядом еще кто-то есть, кого я не вижу? Блин, вопросов, как на экзамене! Осторожно, на цыпочках начинаю подниматься и… фриц оборачивается. Невысокого роста, ни фига не ариец, простой белобрысый парнишка, глаза чуть навыкате, нос длинный. Наши глаза встречаются. У меня пистолет направлен на него, автомат фашиста просто висит на груди. Мотаю головой, показывая тому — не шуми. Фриц открывает рот, но я уже в метре от него. Прикладываю лезвие ножа, что в левой руке, к своим губам, молчи, фриц, дольше проживешь… Немец начинает пятиться и, оперевшись на стену, освобождает мне проход. Показываю ему ножом на автомат и перевожу нож на себя. Руки у парня лежали на автомате, он медленно берется за ремень и снимает автомат с шеи. Протягивает мне и постоянно мотает головой, понимаю, не хочет, чтобы я стрелял. Соображает парень, пусть меня и убьют его товарищи потом, но он-то будет уже мертвым, легче ему от этого не станет. Немец вешает ремень автомата мне на вытянутую левую руку и застывает. Я, протискиваясь между ним и стеной, держу его на прицеле, но стрелять не собираюсь. Может, еще выберусь. До угла дома метров десять, как я помню, даже если он сразу заорет, успею завернуть. Из подъезда я выходил боком и видел, что вроде никого, опасность может исходить только из дома напротив, если оттуда заметят, жопа. Надеюсь, что темнота все же мне поможет. Оказавшись на улице, в несколько быстрых прыжков оказываюсь за углом.

«А ведь фриц-то не заорал! Он, наверное, охренел, когда увидел русского, выходящего из подвала, что они оборудовали как морг», — мелькнула мысль. Добежав до того дома, где вечером оставил Петю, остановился и прислушался — тихо. Обойдя дом, пошел вдоль стены, едва не вжимаясь в нее. На улицу, где был бой, я не выходил, двинул с обратной стороны дома. Пройдя так метров двести, дом уже кончился, и я вышел на открытую местность, решил присесть. Здесь уже наши должны быть, могут выстрелить просто на звук. К счастью, я увидел их первыми. Группа из трех бойцов сидела возле окна на первом этаже дома через дорогу от меня. Не прячась, иду прямо на них, меня замечают и начинают волноваться.

— Мужики, не стреляйте, свои. Сорок второй гвардейский.

В меня не стреляли, но, выскочив на улицу, под прицелом сопроводили внутрь. Это оказались наши однополчане, из роты, что стояла у нас на фланге. Меня сопроводили, не разоружая, к командиру.

— Документы, товарищ сержант, — протянул руку в мою сторону молодой лейтенант с повязкой на голове.

— Пожалуйста, товарищ лейтенант, — я достал и протянул свои бумаги.

— Тут книжка на рядового, — нахмурился лейтенант.

— Так не успели заменить, здесь только вчера присвоили звание, там приказ лежит, в красноармейской книжке, сказали, потом документы сменят.

Лейтеха, изучив документы, вроде успокоился.

— Так откуда ты, сержант?

Я убрал документы в карман и ответил:

— Ранили, когда самоходку поджигал, обратно до «нашего» дома не успевал, срезали бы сразу. Нырнул в подвал ближайшего дома, а там фрицы. Дождался темноты и ушел, вон, фриц даже автомат мне подарил и тревогу не поднял, хотя и мог, правда, умер бы первым.

— Как это? — не понял меня лейтеха. — Ты чего, мог убить фашиста, но не убил?

— А зачем? — удивился я. — Мне к своим надо было, а убей я его, там бы и остался. Кому бы я пользу принес?

— Ты соображаешь, что говоришь? — лейтеха аж захлебывался от гнева, черт, уставник попался.

— Товарищ лейтенант, ну убил бы я этого малахольного, что на посту стоял, а меня бы его дружки…

— Струсил, а еще сержантское звание ему дали!

— Товарищ лейтенант, вы не правы, — пытаюсь объяснить очевидное я, — вот я выжил и завтра убью десяток, а то и больше, я со снайперской винтовкой воюю. Так что лучше, один часовой или десяток атакующих солдат и офицеров?

— Я доложу кому надо, они пусть и решают! — фыркнул командир.

— Товарищ командир, а где наш второй батальон, мы у вас на правом фланге были?

— Там же. Ни на метр не продвинулись, даже один дом пришлось оставить, — не стал говняться лейтеха и рассказал, как было дело.

— Ну ладно, раз они в соседнем доме, я пойду, пожалуй, надо и своему командиру отчитаться.

— А я тебя не отпускал. Завтра сдам в особый отдел, пусть они разбираются, — усмехнулся лейтеха. Черт, дурной он какой-то.

— Тебе это надо? — перешел я на «ты». — Войну выиграешь, если меня сдашь, да еще и по надуманному обвинению?