Виктор Мишин - Второй Шанс [Начало. Снайпер. Счастливчик]

— Да что уж там, сделали то, что посчитали правильным. Война идет. И долго еще будет идти, — растерянно проговорил я.

— Когда кончится? — Я уж думал не спросит. Но полковник тут же передумал: — Нет, не говори, как-нибудь потом.

— Разрешите идти?

— Иди и позови мне этого воина, политрука вашего.

— Есть!

Майор посмотрел на меня с интересом, но даже не поморщился. Пусть привыкает, недолго осталось.

Я вышел как из бани, а если он доложит и ему поверят? Меня, наверное, в Москву повезут. А там трясти будут, как липку. Ну, в принципе-то ясно, такой шанс для нынешних руководителей, узнать хоть что-то из будущего. Я хоть и не профессор истории, и не изобретатель оружия, но историю всегда любил и помню многое. Тем более по деду занимался очень плотно, последние два года так вообще.

А наступление-то немцы остановили, видимо, запоздал у них общий приказ об отмене. Горючего-то у них — нет!

Меня встречали друзья разведчики. Да мы и вправду уже друзьями стали. Чего стоили в наши продажные двухтысячные — друзья, да не было их, настоящих друзей. Так, приятели, не больше. А здесь люди настоящие, не избалованные деньгами и разными благами. Каждый из тех, с кем я воюю, за меня готов пулю поймать. И я за них так же, не задумываясь. Подружились мы больше всего с Зиминым и казахом Муратом. Но меня все глодали мысли, что я их обманываю, не говорю, откуда я.

— Ну что, сильно продрали? — спросил Саня, когда я вернулся.

— Да нет, там сейчас интереснее будет.

— А чего там такое? — Мурат сделал удивленные глаза.

— Там майор ГБ нашего дебила политрука без вазелина пользует. — Ребята уже привыкли к моим высказываниям. Все сказанное всегда оставалось между нами. Это, кстати, огромный показатель, ведь должны и обязаны в отчетах все писать.

— Так нам чего будет? А то у нас оружие забрали, напугали.

— Как будто у тебя, Мурат, больше ни одного ствола нигде не припрятано?

— Ну, отобрали-то они личное, которое выдавали.

— Угу! И трофеев мешок еще где-то припрятал, — не сдерживая смех, сказал я.

— Зачем так командир, это для всех, на всякий случай.

— Молодец, пошли в землянку.

Когда мы оказались в землянке, увидели картину. Ефрейтор Базаев, сидя в центре круга из зрителей, что-то напевал под аккомпанемент настолько расстроенной гитары, что я невольно передернулся.

Ефрейтор прервался, поймав мой взгляд, но я замахал руками.

— Продолжай, продолжай!

Парень запел дальше, а я, постояв немного, все же не утерпел. Протянул руку и потрогал за плечо гитариста.

— Дай гляну.

Тот без слова передал мне гитару, а мои товарищи взглянули на меня. Певец опять остановился.

— Исполните что-нибудь, товарищ сержант.

— Да я просто хотел гитару чуть подстроить, ведь звук как в кабинете у зубного врача. Парень поет так душевно, а музыка сердце режет.

— Чего, типа настройщик? — зло спросил какой-то солдат.

— Да умею немного. А что, это плохо?

— Грамотные все больно.

— Да ладно, не рычи. — Злые все вокруг, да и понятно от чего.

Взял гитару и мельком осмотрел ее. Да, хоть и старая, но в приличном состоянии. Видимо, ее здесь берегут лучше, чем себя. Гитара была вообще не настроена, пришлось пару минут покрутить колки. Зато, отстроив, провел по струнам и увидел оживление у сидящих солдат. Затем увидел в углу землянки скромно сидевшего парня, с шикарной гармонью на коленях. Он тихо сидел и скучал. Я окликнул его:

— Гармонист, чего нос повесил? А ну, возьми аккордик!

— Как это? — парень, видимо, был самоучкой, как и все в этом времени. Глупо было думать, что многие знакомы с нотной грамотой. Я подошел и показал сочетание клавиш, которое мне было нужно.

Он послушно выполнил. Удовлетворенно кивнув, я быстро подтянул струны в унисон с гармошкой. Получилось на ура.

— Брат, тебя как звать?

— Красноармеец Петров, Олег, а чего?

— Сможешь подхватить за мной, будет — здорово. Давай потешим товарищей.

— Попробую.

И я провел по струнам, взяв первый аккорд:

И далее по тексту, да простит меня в будущем Матвиенко, Резник и Коля Расторгуев!

Когда закончил первую песню, в землянке было так тихо, что я даже вздрогнул. Первым опомнился Саня Зимин.

— И ты раньше молчал? — глаза у друга горели огнем.

— Так и некогда вроде было.

— А еще можешь? Чтобы так же за душу брало, — а это уже ворчливый солдат, который меня «настройщиком» обозвал.

— Да, пожалуйста! — И начал:

Когда пропел «Батальонную разведку», подумал: «Теперь, наверное, про другую разведку в будущем напишут».

Парней надо было видеть. Все были в шоке, а гармонист, молодец, подхватил с первых строк. Получилось — закачаешься! Еще бы вторую гитару да пару барабанов…

Ну ладно, ладно, просто помечтал. Я ведь всю юность в ансамбле играл. По кабакам и небольшим клубам. Играл я, правда, хорошо, а научился сам, еще в десять лет. Взял гитару, попросил показать пару аккордов. Через месяц уже вовсю лабал. Потом недолго проучился в музыкалке, ушел, надоело классику играть. Знаю, дурак, сто раз уже жалел.

Когда в землянке стало нечем дышать, народу набилось как селедок в бочке, вышли на улицу. Начальство прознало и тоже пришло, и хлопало наравне с солдатами. А уж ротный хлопал так, что я думал, из штанов выскочит. Исполнял я в основном любимое: Любэ, что-то из ДДТ, Кино. Ну и прихватил немного песен этих лет.

Последней была «Темная ночь», Утесов с Бернесом и так известны, споют что-нибудь другое. Все были в шоке. Нас с гармонистом качали, подкидывая, как могли, все думал, вот сейчас не поймают и все, наказание за то, что присвоил чужие песни. Я ведь между делом сказал, что песни мои. Ну и ладно, что уж теперь.

— Ну, ты даешь, сержант, — хлопали по плечам и жали руки бойцы.

— Да я не один, вон Олег помогал, — я указал на гармониста.

— Но песни-то твои. Молодцы, ребята, — ротный сиял как самовар, который чистили неделю.

После обеда меня вызвали к энкавэдэшному майору. Тот сообщил, что закончил дела и убывает. Напомнил еще раз, чтобы я никуда не лез. Я обещал, сказал, что буду ждать своей участи и петь песни, может, в последний раз. На что он сказал, что я зря думаю плохо о высшем командовании.

— Если ты говоришь правду, а я-то в это уж точно верю. Половину из твоих песен можно написать только в мирное время. Их никто и никогда не слышал, вряд ли ты соврал. Как бы это не сказочно выглядело, но я тебе верю. И постараюсь сделать все, чтобы поверили другие. Ибо считаю, что это очень важно и необходимо. Ты можешь мне сейчас что-нибудь такое написать, что будет происходить где-нибудь на фронте в ближайшее время?