Виктор Мишин - Второй Шанс [Начало. Снайпер. Счастливчик]

— Ну, вот и ладненько.

Подъехав к какому-то дому, Толя попросил Андрея остановиться. Анатолий и я поднялись на второй этаж четырехэтажного старого дома. Мой охранник постучал в дверь без номерка. Через полминуты дверь открылась. Я увидел тощего лысоватого старичка, с седой бороденкой.

— Здравствуйте, Михаил Александрович, вот друг гитару хорошую ищет, вы не могли бы нам помочь?

— Хорошую днем с огнем не найти, особенно сейчас, но приличную могу показать. Проходите, — он сделал приглашающий жест рукой.

Войдя в квартиру, я остолбенел. Кругом висели какие-то тромбоны, балалайки, стояли гармони и баяны. На большой стене висел красавец саксофон, начищенный до зеркального блеска.

— Что, нравится, молодой человек? — спросил дедан у меня. А я «залип» возле «сакса» в восхищении.

— Очень всегда любил саксы, — ответил я.

— Можете попробовать, — предложил он, — я уже давно не играю.

— Извините, но я еще дольше. То есть я вообще на духовых не умею.

— Только гитара?

— В основном, немного на пианино. Но довольно коряво. А вот гитарой владею неплохо.

— А ну-ка, посмотрите вот этот инструмент, — Михаил Александрович скрылся в какой-то кладовке и вынес оттуда черный жесткий кофр. Положив на стол, он многозначительно посмотрел на меня и щелкнул замками. Откинув крышку, взял в руки изумительной красоты агрегат. Двенадцать струн, клеймо с гербом. Светлый лак. Красота.

— Да, на такую роскошь только глядеть через стекло надо, а не прятать. Италия?

— Именно, вы знаток?

— Скорее любитель, но ценю качественные вещи. А уж музыкальные инструменты тем более.

— Так тут и пальцев-то не хватит, — произнес Толян. — Как на ней играть-то?

— Вы невежда, Анатолий, — сказал Михаил Александрович. И протянул мне инструмент.

Я, взяв гитару в руки, тщательно осмотрел гриф, колки, струны.

— Можно попробовать? — спросил я.

— Уж будьте любезны, молодой человек. Порадуйте старика.

Я провел по струнам, быстренько подтянул убежавшие. Выстроил ряд и перебрал пару аккордов. Звук был — закачаешься. Кто понимает, конечно. В наше время найти гитару со звуком, не режущим слух, можно только за очень неприличную сумму. У меня таких денег, что можно было бы потратить на гитару, отродясь не было. Приходилось играть на средненьких экземплярах. Потерзав ее немного, я задал мучающий меня вопрос:

— Продадите? — и смущенно опустил глаза.

— Нет, этого я сделать не смогу, молодой человек. А вот подарить ее вам, пожалуй, можно!

— Да вы что, я не возьму. Она же, наверное, кучу денег стоит?

— Стоила, в мирное время. А теперь лежит без дела. Такая вещь должна радовать слух людей, а не пылиться в чулане. А вы, я вижу, с инструментом на ты! Берегите ее. И как фронтовик, я вижу по вашей форме, радуйте ее звуком и других бойцов.

— Буду! — я действительно буду ее беречь. — Спасибо огромное. Но просто так я не возьму, мы отойдем на минутку?

— Да, конечно, — сказал Михаил Александрович и пошел открывать нам дверь.

— Что ты хочешь? — спросил Толя, после того как мы вышли.

— Толян, надо привезти ему продуктов, отблагодарить человека.

— Ну, давай я съезжу к нам в столовую. Выпрошу чего-нибудь.

— Подожди, у меня ведь есть деньги?

— Ну да, всем военным начисляют зарплату.

— Тогда поехали туда, где я смогу превратить заработанные деньги в продукты питания.

Мы отоварились в небольшом магазине по каким-то совершенно не слыханным ценам. Но вообще, мне и неважно было — деньги-то были. Главное, когда мы принесли кучу продуктов музыканту, он смутился, но потом, согласившись взять, долго благодарил нас. Я же знал, что с продовольствием было очень туго, а пенсионерам вообще.

К Истомину мы приехали зря, тот был на процедурах. Ждать не стали, спросили только, можно ли приехать вечером. Врач сказала, что вообще-то нельзя, да разве мы послушаемся. Решили заехать вечером. А пока время было абсолютно свободным.

— Чего делать будем? — спросил меня водитель.

— Андрей, поехали, поедим. Только не в столовку, а к Алевтине. Она обиделась вчера, наготовила целый стол, а мы и не притронулись.

— А поехали. Алевтина Игоревна всегда очень вкусно готовит.

Хозяйка хоть и не ждала нас, но стол был накрыт минут за пять, не больше. Великолепное первое блюдо, из чего и варила, продуктов-то вроде не достать. Второе попроще, жареная картошечка с солеными грибами. Налопались мы — знатно. Алевтина Игоревна, предвидев мой вопрос, сама рассказала.

— Тетка моя кур держит. Она в деревне под Москвой живет. Привезла два дня назад две тушки. Говорит, что если немец дойдет, так хоть ему не достанется.

Ребята заиграли желваками. Я тоже скрипнул зубами. Блин, как тяжело на фронте, но в тылу-то не легче. Как же выжили наши бабушки, сидя на одних карточках? Ведь не у всех были тетки со своей скотиной. Тем более сдавали много, себе-то ничего не оставалось. Это мне бабушка рассказывала. Так что я на себе почувствовал лозунг: «Все для фронта». Вечером мы поехали в госпиталь. На этот раз удачно.

Майор Истомин встретил нас радушно, а уж когда увидел у меня в руках гитару…

— Ну, вот теперь и у меня появилось время тебя послушать! Пой давай.

Пока выходили на улицу, переговорили о происходящих вне госпиталя событиях. Истомин все время кивал головой.

— Скорее бы выбраться отсюда, да на фронт! — заключил он.

Мы отлично устроились на лавочке во дворе госпиталя, перекурили, и я запел. Было плевать почему-то на репертуар. Спустя несколько минут собрался весь госпиталь. Еще бы, я опять нашел гармониста, вдвоем мы ударили так, что сбежались все, до последней санитарки. Хотя про гармониста я загнул, он сам нашелся. Спел я до этого песни четыре, как слышу, что-то красивое полилось. А это гармонист «Катюшу» затянул, в перерыве между моими песнями. Я подхватил, дальше ему, конечно, пришлось импровизировать. Но иногда и я подхватывал, когда запевал он.

Когда я пел «Алешку» Трофимского, после слов:

Затихли все, слезы появились на глазах даже у Истомина. После этой песни я взял паузу, чтобы люди сумели прийти в себя. Это не двадцать первый век, с его наплевательством и себялюбством. Здесь — настоящие люди. Они прошли через многое и воспринимают все совсем не так, как мы, избалованные дети демократии.

— Серег, а еще про войну твои песни есть? — спросил Истомин.

— Да есть, конечно, хотите новую, только недавно написал?

— Конечно! Давай! — закричали со всех сторон.