Виктор Крыс - Механикус практикус [СИ]

− Я знаю лишь клан Камор, и если вы являетесь его членами и клан узнает, у кого их дети… — Лицо Кенса перекосило от смешанных чувств. — Да, пути богов не ведомы никому. Ха-ха-ха, но ты Джонни Камора! Кто мог бы подумать! Но твой клан Камор, не Каморос и тем более не Камора. Запомни, это три абсолютно разных фамилии, не вздумай их путать, не то когда встретишь Камор они оторвут тебе яйца и забьют их в глотку если перепутаешь.

Кенс рассказал мне что когда-то в прошлом он воевал против одной девушки с такой же фамилией, но она явно не наша родственница, ведь она была из клана Камор, а на моем кулоне было четко написано «Камора». И тогда я понял почему он мне рассказал ту историю, пока я не знал свою фамилию он хотел увидеть мою реакцию на имя клана, но так и не заметил ничего кроме полного безразличия к клану Камор. Да и моя сестренка, хотя и мало что знала в силу своего возраста, но сразу сказала, что она Каморас, грозно насупившись. По словам малютки я Камора, а она Каморас, как и её папа, а мама была Камор, просто Камор, хотя до папы носила иную фамилию, а вот какую девочка уже не знает.

Я не помнил ничего из прошлого и не смог ничего вразумительного объяснить по поводу этой путаницы как бы ни пытался. Я так и не смог понять почему Тера столь твердо говорит что она Каморас, а не Камор или Камора. А это был важный момент, но, как сказал Кенс, скоро эта путаница выяснится. Через две семидневки прибудут наши возможные родственники или поисковые группы. Вести о спасенных детях уже отправили в ближайший центральный город этих земель, где есть как голубиная почта, так и связь с городами, у которых есть иные более совершенные виды связи.

Между тем я постепенно восстанавливался, помогал другим детям с повседневными обязанностями, мыл пол, носил воду, готовил и постоянно нянчился с Терой. Все это время я пытался понять кто я и разобраться в себе, так сам для себя был загадкой. И однажды, когда я бежал по берегу моря, меня вдруг осенило, что я начал постепенно изменять темп биения своего сердца, и то как я бегу, мое дыхание становилось ровным, и все это было словно музыка с особым тактом. В голове сама собой возникла мысль, или скорее ответ на то, что происходит: так бегут марафон во время тренировок особых отрядов для захода в тыл врага во время сражений. Легионер проявлял себя часто, и даже не он сам, не его разум, а его опыт, и он словно незримый наставник помогал мне, порой практически неуловимо. Особенно ярко он проявил себя на второй день после моего пробуждения, да так, что я немного напугался этому вмешательству.

Иногда у меня происходили стычки с местными детьми, благодаря которым я понял, что мои кошмары после пробуждения, о которых я боялся кому-либо сказать, не были так бесполезны, как казалось в начале. Здесь избивание палкой было в порядке вещей, так сказать, отголосок времен до появления револьверов и ружей. Да и сейчас сабля в умелых руках все еще была страшным оружием, особенно если речь идет о клановом воине.

Ребята решили поставить на место зазнавшегося больного, что работает меньше них, и их не волновало, что я даже передвигался с трудом, опираясь на палку. Для них я был чужим, а чужого надо гнобить, просто потому что он не свой. Внезапная вспышка гнева произошла, когда они решили побить меня после очередной короткой брани, и начали бестолково махать своими палками. Я покрепче сжал в своей руке палку, которую приспособил для переноски ведер с водой и именно это вывело из себя других обитателей приюта, и в этот момент в моей голове возник недавний сон легионера, где он тренировался с коротким копьем, пилумом. Подростки обступив меня кричали что-то про урода, и что я сейчас получу за свои забавы, но я их практически не слышал.

− За легион, — проговорил в моей голове знакомый грубый голос, а палка скрипнула от сжавшей ее руки.

Тогда, в своем первом сне, я отрубил гладиусом голову, но так делают либо мастера, которых в легионе было лишь двое, либо новички. Дело гладиуса колоть, разрывать плоть и в месиво превращать внутренние органы. Пилум же был тем, что могло спасти твою жизнь. Если длины гладиуса не хватало в дело шло короткое копьё. В моей голове как будто что-то щелкнуло, эмоции ушли на задний план, а разум стал холоден и чист.

Первый здоровый парень, на голову выше меня, понесся в мою сторону пытаясь нанести боковой удар длинной, толстой палкой что выглядела как длинный меч. Я спокойно взирал на моего противника и с ухмылкой ждал его приближения на дистанцию удара.

Палка в моих руках мгновенно стала опасным оружием, один удар − один пораженный противник, я двигался словно машина, разя так, словно сражался всю жизнь. Несколько мгновений и трое пацанов плакали, валяясь на полу. Не знаю как я не убил их, бил я точно, по внутренним органам, и если бы не слабость, что ощущалась до сих пор в моих руках, казалось что я проткнул бы их своей палкой.

Но я вернулся к навыкам Легионера на следующий день после наказания, которое устроил мне Кенс, он подумал что это во мне проснулись навыки, которым меня учили в клане, заставил меня извиниться за излишнюю жестокость перед ним, как перед главным этого приюта, когда все побитые были за его спиной, и, попросив больше не калечить его детей, отправил спать, даже не накричав и не подняв на меня руку. А я на рассвете, так и не поспав, вновь попытался повторить то, что делал во время драки, и тогда стало ясно что все, чему я научился в снах, в реальности необходимо развивать и постоянно тренировать, так как навык терялся, а знания того, как надо наносить удары, становились все туманнее. И поэтому теперь каждое утро я тренировал то, что считал полезным, ну, или как говорили все вокруг меня, я дурью маялся. Так казалось всем, на деле же я изучал искусство владения гладиусом и пилумом, про которые здесь, похоже, никто не знал. А вот вечера у меня были заняты более приятными делами в отличии от утренней пробежки, оттачивания ударов и дневной работы.

Как оказалось я умел читать, в то время как в приюте тех, кто мог читать, было всего трое. Кенс, домоправительница Мария и я сам, и это при том, что читать Марию учил сам Кенс. Да и если честно, Домоправительница читать могла лишь по слогам и очень медленно. А то, как я быстро и легко читал книги было сравнимо с Кенсом, и тот постоянно улыбался слушая как я читаю, ведь для него это было еще одним подтверждением что я клановый. И он спас своего друга от мучительной смерти, которая могла коснуться и его семьи, клановые не простили бы потерю одного из своих людей, что чудом выжил в кораблекрушении.

Немного посомневавшись, Кенс разрешил мне брать книги из его личной библиотеки для Теры, которая иногда ночью плакала и сквозь сон звала папу и маму. Кенс считал, что это успокоит малышку и, возможно, подстегнет мою память к восстановлению, поэтому он сам подбирал мне нужные книги.