Виктор Крыс - Механикус практикус [СИ]

— Я убью тебя, сука! — орал я, видя как Себастьян одарил меня холодной улыбкой и размылся в воздухе. Мощный удар ногой в под дых понес меня вдаль, так и дав коснуться земли.

В глазах потемнело, я не мог дышать и коснувшись земли я выворачивая суставы кубарем покатился вниз по брусчатке и лишь прокатившись пол сотни метров наконец пришел в себя. Весь в пыли, выкинутый даже не как безродная шавка, а как мусор, о который никто не желает марать руки. И сейчас, стоя на коленях, делая первый вдох я захлебывался своими же слезами, и они текли из моих глаз не от боли или жалости к себе.

— Она была права, — вставая с колен, проговорил я, в последний раз взглянув на закрытые каменные ворота, перед которыми не было ни души, и с тоской в сердце я произнес. — Я убийца.

И пошел прочь зная одно, я получил ответы, и потерял больше чем у меня было когда я в начале пути задавал свои вопросы. Мой клан, что изгнал меня, уничтожил караван кораблей. Моими руками была собрана бомба, что отправила на дно тысячи невинных, я собственными руками уничтожил тех, кто приютил меня, благодаря которым я выжил. Умерли те, что дали мне новое имя, что я пронесу до самого конца. Их больше нет и я никогда не смогу им сказать все, что мог бы. Нет моего отца, что не бросил меня умирать у порога его каюты, хотя он мог ничего и не делать.

— Мама, — шепотом проговорил я, проходя мимо лодочной станции. — Её тоже нет, а Тера… Ей без меня будет лучше.

В моей руке была зажата золотая монета, а в кармане хватало золота лишь на покупку билета, хотелось уехать как можно дальше отсюда, но сейчас я просто брел куда глаза глядят. Вот уже начало смеркаться, и я оказался на железнодорожной платформе, последние монеты улетели в окошечко кассы за билет в какую-то дальнюю страну, название которой мне ничего не сказало. Главное что далеко, и сев на скамейку у железнодорожных путей я поежился от холода. Все мои вещи остались там, в квартале, да и плевать на них, ведь сейчас мои мысли сводили меня с ума.

Тем временем о бетонную скамью я затачивал ребро золотой монеты, что была подарена мне то ли в благодарность, то ли как возможность выжить при встречи с одним из клана Каморо. А в другой руке я держал потрепанный медальон, серебряный, с щербинками от ударов, он был недорогим если я вздумаю его продать, но он был дорог той, что сняла его с себя и написала имя, что всегда будет со мной. Но вот фамилию, которую я недостоин носить, я пока приберегу до времен, когда сам решу что достоин её.

Я думал о смерти, смотря на то, как все острее и острее затачивается ребро монеты, что словно просила разрезать себе вены. А вокруг уже бесновалась тьма, поезд прибудет лишь на рассвете, а между тем с неба вторя моим мрачным мыслям пошел ливень. Струи дождя принесли прохладу и остудили мою голову, в которой билась лишь одна навязчивая мысль. Убей себя. Так будет лучше для всех.

— Моя смерть ничего не решит, — сжал я до боли в ладони острые края золотой монеты с надписью Каморо. — Я виновен, что нет самых дорогих людей моей маленькой сестры. И я приму всю ответственность за это, всю, без остатка, чтобы когда-нибудь быть достойным носить ту фамилию, что мне дали мои папа и мама, я стану Каморо по праву поступков, а не по праву моего рождения.

Никто не мог услышать меня в ночи на пустынной платформе, но сквозь шум дождя вдруг послышалось тихое позвякивание железа, и в моей душе заворочался уже позабытый страх.

— Грегори, — шепотом проговорил я, не отрывая взгляда смотря, как один за другим гаснут уличные фонари и как тускнеет фонарь, что был рядом со мной — Он пришел за мной.

В темноте показалась мутная огромная фигуру по которой стекали потоки воды и он медленно, неспеша ко мне приближался.

— Сладкий, милый, нежный, — раздался в ночи хриплый и до боли знакомый голос. — Джонни, я пришел за тобой. Тебе пора меня порадовать.

Я молча встал со скамейки и посмотрел на свои истерзанные струной руки. Со мной лишь серебряный медальон, золотая монета с бритвенно-острым краем да два потаенных клинка, этого мало для победы над Зверем.

— Нет, мне более ничего и не нужно, — холодно проговорил я, стоя напротив гиганта, что скрывался во мраке, и, собрав свою волю в кулак, я закричал что было сил. — Грегори, твой путь окончен, этой ночью ты умрешь!

— Ха-ха-ха, — рассмеялось чудовище во тьме. — Мальчик, я затрахаю тебя до смерти!

— Хочешь меня трахнуть? — рассмеялся я смерти в лицо. — Да я тебя сам трахну! На мелкие куски порву! Как Тузик грелку!

Дождь ожесточенно хлестал по крыше вокзала, создавая нарастающий гул, тьма сгущалась вокруг меня и судя по безлюдному перрону помощи ждать неоткуда. Но она мне и не нужна. И раньше никто не спешил предложить мне помощь, но я как-то справлялся со всеми невзгодами сам. В моих руках зажаты монета и медальон, а два клинка скрытого ношения прятались под кофтой, и этого было недостаточно для победы. Но также у меня было и то, что способно помочь мне одержать победу даже без оружия, ведь главное оружие это ум, а в моем разуме как раз настала чистота. Не было щемящих чувств и тоски, ничего лишнего, лишь чистый как река и холодный как закаленная сталь разум, вот мое смертельное оружие.

Мир словно замер на мгновение, все шесть чувств заработали на максимум, а навыки, собранные со снов активизировались для боя на смерть. Мои глаза видели, как отдельные капли дождя падают с небес и разбиваются о стальной наплечник несущегося на меня Грегори, я слышал, как бьется его могучее, но черное сердце в груди. Я видел, как разрезает летящую каплю надвое один из его ножей, вынимаемых из ножен. А я лишь улыбался, ведь в моей душе наступил покой, я наконец разобрался во всем и страху больше не было места внутри меня. Теперь мне было ясно все, от моей степени вины перед названными родителями до того, как именно погибнет Зверь.

— Джонни! — взревел Грегори, и я увидел в его глазах огонь мести и азарта, его разум был ослеплен близостью жертвы. Словно дикое, яростное животное он несся на меня с немыслимой скоростью, но мне казалось, что он не быстрее улитки.

— Все решено безвозвратно, — прошептал я, еле шевеля губами и делая шаг вперед, навстречу несущемуся на меня зверю. — Я есть я, и имя мне Каморо, а ты, что посмел однажды назваться мне отцом, подписал себе смертный приговор.

И я с усмешкой вспомнил, как еще минуту назад думал о каких-то глупых, наивных вещах.

Всего минуту назад во мне бурлило столько эмоций, я даже думал о смерти, и это так не похоже на меня. Моя вина лишь в том, что на том корабле я не смог спасти тех, кто мне дорог, от тварей, что выкинули меня как ненужного щенка. И сейчас клан Каморо не сильно отличается от того клана островитян, хоть я и могу их понять.