Джеймс Роллинс - Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа

Инди недоуменно наморщил лоб.

– От Дворца Вечности? – услышал он рядом. Это была Спалко.

– Он цитирует поэзию Мильтона, – продолжала она. – Он цитировал это и раньше... – В ее голосе мелькнуло разочарование. Затем угроза: – Что все это значит?..

Инди покачал головой. Он и сам ничего не понимал. Жизнь Марион висела на волоске. Нужно было отыскать разгадку.

– Послушай, Гарольд, – с мольбой обратился он к другу. – Ты должен объяснить мне, как проникнуть в Акатор. Это очень важно. Ты меня понимаешь? Если ты не скажешь, они убьют Марион!

– Ах эти глаза, ослепшие от слез... Таинственная страна мертвецов...

Оксли все сильнее била лихорадка. Казалось, еще немного – и он снова пустится в пляс вокруг костра.

Словно пытаясь удержать его от очередного приступа, Инди взял друга за руку.

– Они грозятся убить младшую дочь Абнера, Окс! Ты ведь помнишь Абнера?.. Марион – его дочь!

Оксли печально повел бровями.

– Последнее, что видел я, ослепнув от слез...

Инди сжал его дрожащую руку.

– Как нам туда добраться, Окс? Ты должен знать!

Профессора все сильнее била дрожь. Вдруг Инди осенило. Отпустив руку друга, он увидел, что, сложив по-дирижерски пальцы, Оксли словно что-то чертит в воздухе. Точь-в-точь, как и тогда – около костра, когда он дирижировал невидимым оркестром. Его пальцы были сжаты точно так же.

Инди присмотрелся.

Нет, профессор вовсе не пытался дирижировать!

Он пытался... что-то нарисовать!.. На этот раз – прямо у себя на колене.

Инди оглянулся на Спалко.

– Дайте перо и бумагу!

Спалко окликнула одного из солдат, и через минуту Инди принесли блокнот и авторучку.

Инди поспешно вложил в руку профессора перо и подставил блокнот.

Разбрызгивая кляксы, тот принялся что-то рисовать. Вскоре на листке появился какой-то набросок. В то же время было совершенно очевидно, что профессор не отдавал себе отчет в своих действиях. Он даже не смотрел на блокнот. Его взгляд был прикован к Инди.

– Генри Джонс-младший!

– Именно так, Окс.

Профессор наклонился ближе. В его голосе зазвучали нотки заговорщика.

– Три раза туда, один раз сюда.

– Совершенно верно, – кивнул Инди, внимательно следя за тем, что появляется на листе бумаги.

Первый набросок был готов. На рисунке было изображено что-то вроде бури на море. Инди перевернул лист блокнота, и профессор продолжил рисовать. На этот раз чьи-то закрытые глаза.

Спалко наклонилась, чтобы рассмотреть рисунок поближе. Потом перевела восхищенный взгляд на Инди.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Как я сама не догадалась! Это же автоматическое письмо!

Между тем Оксли нарисовал еще три картинки.

Солнце посреди небосвода.

Змея с высунутым жалом.

Горы на горизонте...

После этого авторучка выпала у него из руки.

Спалко, прищурившись, изучала рисунки.

– Что это такое? – спросила она. – Что-то вроде пиктограмм?

– Нет!

Инди порылся в кармане куртки и торопливо выудил сложенные несколько раз листки. Это были те самые страницы, которые он вырвал из книги, когда уходил из дома. Развернув и разгладив листки, он разложил их у себя на колене и принялся сличать с тем, что изобразил Оксли.

Это был язык майя.

Работа закипела. Инди почувствовал себя в своей стихии.

– Это иероглифы! Составные части языка майя. Пожалуй, я смогу это перевести!

Марион сидела за столом, сложив руки перед собой. Рядом дежурили два охранника с пистолетами наготове. Но в данном случае пистолеты были ни к чему. Куда она денется от своего сына?

Она молча смотрела на пламя костра.

Зачем он ввязался в эту историю? Ведь она запретила ему приезжать!

Она думала о сыне, но ее взгляд снова и снова останавливался на Индиане.

Даже отсюда, из палатки, ей была хорошо видна вся его худощавая фигура в широкополой «Федоре» – ссутуленные плечи, задумчиво склоненная голова... Снова и снова ей вспоминались ночи, когда они были вместе. Она лежала в постели, а он работал при свете свечи за письменным столом. Она ждала, когда он закончит со своей археологией и отправится спать. В конце концов он задувал свечу, быстро раздевался и нырял к ней под одеяло.

Она поворачивалась к нему, целовала его. Ей так хотелось, чтобы он знал, что в жизни, кроме науки, есть и другие радости!

Поэтому она ждала его.

Каждую ночь.

Но однажды он не пришел ночевать.

Потом еще раз.

Но она все ждала.

В конце концов, она осталась одна в пустой постели.

И тогда, и сейчас она знала правду.

Ее мужчина был однолюб.

Но его любовью была не она.

И она перестала его ждать. Все забыла. Потом у нее появился другой мужчина, прекрасный человек. Они поженились. У них были дом, семья. Ах, какое счастливое это было время! Праздники, дни рождения, торты, зажженные свечи, подарки, новогодние елки, чудесные летние дни и не менее чудесные зимние вечера... Она – в объятиях другого мужчины...

Потом война отняла у нее счастье. В один миг. Так бывает, когда задувают свечу, и все погружается в кромешную мглу и пустоту.

У нее остался только сын. Единственный теплый огонек в ночи.

Теперь, глядя на искры костра, Марион чувствовала, что в ее груди тоже разгорается огонь. Инди снова был рядом. После стольких лет разлуки.

Глядя на костер, она сознавала всю горькую правду.

Несмотря на все прошедшие годы, счастье и радость, где-то в дальнем уголке своего сердца она никогда не переставала его ждать.

С одной стороны, она понимала, что не может без него, а с другой – осознавала, какая пропасть их разделяет.

Марион взглянула на Матта. Увы, теперь она была уже не той бесшабашной девчонкой, которая на спор была готова перепить любого мужика. В ней говорила мать, женщина, которая должна была заботиться не только о будущем. Пора было остепениться и распрощаться с беспечной юностью.

И снова ее глаза искали Джонса.

Ее сердце было охвачено пламенем. Но не любви. Злости.

На него. На себя.

Хватит с нее этого ожидания!

Пока Инди кропотливо изучал рисунки, Матт сидел рядом на бревнышке и задумчиво смотрел на небо, которое уже стало светлеть на востоке. Приближался рассвет.

Потом юноша перевел взгляд на Окса. Казалось, перед ним какой-то другой человек. Настоящий Окс – это тот, который когда-то учил его ездить на мотоцикле, помогал выбрать костюм на первый школьный бал, выслушивал его жалобы, когда у него были проблемы с матерью. Он был ему заместо отца.

Матт вздохнул и взял профессора за руку. Но тот вырвал руку. Юноша наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Эй, Окс!

Глаза с воспаленными веками смотрели куда-то в пустоту. Он просто не замечал того, кто буквально вырос у него на руках.