Константин Калбазов - Дворянин [litres]

Через два часа переместились в лабораторию для проведения практического занятия. К слову, она редко пустовала. Оба бывших ученика профессора, а ныне – преподаватели на «Газели» и кандидаты Голубицкого университета, не прекращали работу над своей подготовкой к магистерскому экзамену. Помимо жалованья, одним из условий было как раз то, что Проскурин выступит их куратором. Так что лабораторию пришлось оборудовать по последнему слову.

Непонятно? Ну так и Измайлову поначалу было непонятно. А между тем все просто. Выпускники высшего учебного заведения, окончившие его с отличием, получали не привычный Борису красный диплом, а звание кандидата такого-то университета, что давало им право на должность двенадцатого ранга.

Если они желали продолжить научную работу, им предстояло подготовиться к магистерскому экзамену. Обычно на это отводилось четыре года. Получив магистра, можно было подступаться к докторской диссертации.

Современная физико-химическая лаборатория без электричества – это нонсенс. И на «Газели» оно также имелось. Иное дело, что освещение все же предпочитали в виде ацетиленовых фонарей с зеркалами. Во-первых, лампочки светили более тускло. А во-вторых, перегорали слишком быстро. Так что электричество здесь сугубо для опытов ученых и работы станков артефактора. Токарный и фрезерный станок в корабельной мастерской приводился в действие с помощью вала отбора мощности непосредственно от паровой машины.

Когда Борис спустился в мастерскую, то обнаружил, что оба преподавателя колдуют над электрической лампой. Странная какая-то форма. Ну о-очень мало общего с обычной лампой накаливания. Да вообще ничего похожего. Светит необычно зеленоватым светом. А еще они водят над ней магнитом, и со светом происходят какие-то метаморфозы. Он смещается.

– Что это? – не удержался Измайлов от вопроса.

– Катодная трубка.

При этих словах Борис задумался. Что-то знакомое. Причем настолько, что даже при его посредственных познаниях в физике ему это должно о чем-то говорить. А что, если…

Не обращая внимания на удивление профессора, он вышел из лаборатории и направился в соседнее помещение. Здесь была их фотолаборатория. Имелся у них в команде один старичок, который увлекался этим делом, вот и притащил на борт аппарат. Эдакая коробка, весьма похожая на те, что использовали в детстве Бориса. Только там применяли целлулоидные фотопластинки, а здесь – стеклянные.

Вообще-то удобная штука. Это в его время не ценят фотографии. Они стали не просто доступными, а превратились в обыденность. Еще в его молодости было совсем по-другому. Фотографией, конечно, увлекались многие, но даже в этом случае Борис мог похвастать максимум полусотней фотокарточек в своем архиве. Н-да. Где они теперь?

Зарядив рамку фотопластинкой, он вернулся в мастерскую. Попросил вновь подать ток на трубку, приставил к рамке свою руку и поднес к источнику света. Подержал пару-тройку секунд, после чего поблагодарил и опять удалился в фотолабораторию. А еще через несколько минут с торжественным видом вернулся обратно, предъявив проявленный и еще мокрый негатив, на котором красовалась его пятерня.

Так себе снимок. Черный, на белом фоне. Рентгеновские снимки, которые помнил Борис, имели совершенно иной вид. Но тем не менее на стекле были отчетливо видны все кости его кисти, как имелся и более светлый контур мышц.

Подумалось об излучении, но он быстро отогнал эту мысль. Не с местными «Аптечками» переживать по этому поводу. И уж тем более – на фоне полученных восьми тысяч очков к умению «Научная работа», чтобы это ни значило. Разумеется, в сопровождении очка надбавок.

– И что это было? – с искренним недоумением поинтересовался профессор.

– Без понятия. Но вот это – кости моей руки.

– Это я понял. Но как ты до этого додумался?

– Без понятия. Что-то щелкнуло и как будто толкнуло под руку.

– Ох уж мне эти загадки Эфира! Что-то часто тебя толкает под руку.

– Не. В других случаях я видел то, что было очевидно и на что никто не обращал внимания. А тут… Ну прямо не знаю, – и впрямь теряясь, как объяснить подобное озарение, произнес Борис.

– Понятно, что ничего непонятно. Вот что, молодой человек, займитесь чем-нибудь полезным. Например, сосредоточьте все свои усилия на изобразительном искусстве. У нас тут наметилась серьезная проблема, требующая целого ряда экспериментов. Давай, давай, Боря, на выход. И да, фотопластины там еще есть?

– Конечно.

– Вот и хорошо.

– Ну и как ваши успехи, молодой человек? – встретил Проскурин вошедшего в кабинет Измайлова.

– Просто отлично! – с радостной улыбкой выпалил тот. – Расчеты оказались точными. И разброс не такой большой, как можно было ожидать. Теперь бы еще и взрывчатку нормальную. Порох – это все же не то.

– Не думаю, что Григорий разделяет вашу радость, – хмыкнув, произнес профессор.

Вот такие вступительные разговоры перед началом занятий у них уже вошли в традицию. Проскурину был интересен молодой человек, от которого прямо-таки веяло загадочностью. Борису приятно, а главное, полезно было общаться с человеком, обладающим поистине энциклопедическими знаниями.

– Ну, механическая и однообразная работа по изготовлению взрывателей, конечно, радовать не может. Опять же, нет той кропотливости и точности, как при создании артефактов, тем более на фоне его успехов. Но не думаю, что он будет этим сильно тяготиться, – возразил Борис.

Что и говорить, успех у Травкина был ошеломительный. Его таки отметил Эфир, ну или Система. Первое же изделие, вышедшее из-под его руки, оказалось артефактом. Да, «Аптечка» получилась одинарной. Но какое это имеет значение? По заверениям Проскурина, из молодого инженера выйдет выдающийся артефактор, разумеется, если тот продолжит трудиться в том же духе. И Травкин готов. А тут – запалы к минам.

Однако профессор ошибался. Григорий, конечно, рвался к работе по прямой специальности, но ведь в прошлом он был бомбистом. Разве его могла не заинтересовать возможность создания нового образца оружия, да еще и компактного, но обещающего по эффективности в чем-то переплюнуть пушки?

Рентгеновские лучи серьезно заинтересовали научную часть экипажа «Газели». Настолько, что у моряков появилось свободное время, а львиная доля занятий на месяц в основе своей перешла в русло самостоятельной подготовки. Преподаватели, конечно, курировали процесс, но эффективность обучения резко упала. Очень уж любителей науки увлекло новое направление. Эксперименты шли один за другим. Машина работала, приводя в действие генератор чуть ли не круглые сутки. Печное топливо вылетало в трубу, только держись.