Константин Калбазов - Дворянин [litres]

Признаться, Измайлов надеялся, что ему упадет и за это по очку надбавок, но в этот раз Система нарисовала фигу. Засчитала как усовершенствование, одарив мелочовкой. Н-да. Это, конечно, смотря для кого. Для того же Григория не так чтобы и мало. О каком-нибудь работяге и вовсе лучше промолчать.

Испытывали акваланг в гавани Линьола. Не в море же отправляться для пробного погружения, в самом-то деле? Первым осматривать акваторию, понятное дело, отправился Борис. Он, конечно, не профи, но хотя бы имеет представление о предмете, даже если это и неизвестно другим.

Дно оказалось изрядно загажено. Всего-то десять метров, а с поверхности уже и не больно-то рассмотришь, сколько всего здесь валяется. Хотя с виду вода вроде как чистая.

Брр-р! И холодная. Пятнадцать градусов как-то не располагают к купанию. Поначалу Борис вообще думал бросить эту затею к нехорошей маме, но потом вроде бы притерпелся. Не подумал. Как только решил заняться дайвингом, нужно было приступать к обливанию холодной водой. Постепенно холод брал свое. А тут еще и организм уже успел акклиматизироваться к южным широтам.

Акваланг работал исправно, и Борис был абсолютно доволен. Правда, не мог не отметить неказистость конструкции. Но это он придирается. О Григории и говорить нечего, он был просто в восторге. Измайлов-то еще не забыл, каково это – пугать рыбок под водой. А вот Травкин не мог наиграться с новой игрушкой. Несмотря на холод и выстукиваемую зубами дробь, хотел отправиться в очередной заплыв.

Аппарат у них, конечно, был один, зато баллонов – целых четыре. То есть пока пловец расходовал воздух в одной паре, вторую закачивали посредством насоса с приводом от паровой машины. Сильно не усердствовали. Желание подольше продержаться под водой было не столь уж огромным, чтобы рисковать с такими ненадежными баллонами, поэтому Измайлов предпочитал почаще всплывать. Да и не продержаться в воде долго. Не сезон, что тут еще сказать.

– Нужно что-то придумать от холода, – выбивая зубами дробь, произнес Борис после очередного погружения.

– Лета нужно дождаться, а не маяться ерундой, – возразил Рыченков.

– Может, обмазаться гусиным жиром и надеть облегающее белье? – предположил Измайлов, проигнорировав слова шкипера.

Есть, конечно, и другие варианты. Прорезиненную ткань найти не так сложно. Пошить из нее гидрокостюмы вполне возможно, а вот добиться герметичности на руках и шее уже куда труднее. Резина тут известна, только в одночасье изготовить манжеты на коленке не получится.

– Вот-вот. Как раз и привлечешь к себе акулу, – хмыкнул Рыченков.

– Какую акулу? – удивился Измайлов.

– Не приведи господи, белую, – по обыкновению пыхнув табачным дымом, произнес Рыченков.

– Да откуда ей тут взяться? – искренне удивился Борис.

Он всегда полагал, что в Черном и Средиземном морях эти хищники не водятся. Правда, еще он думал, что Средиземное – одно большое море, но это далеко не так. Причем не только в этом мире. Это уже потом Борис припомнил Адриатическое, Эгейское и Мраморное моря. А ведь вроде бы были и еще. Здесь-то они точно есть. Может, и с акулами та же песня? Или в его мире их нет, а в этом, из-за отсутствия материков, имеются.

Он повел взором, вглядываясь в стоявших рядком Рыченкова, Ковалевского, Григория и Якова.

– Боря, ты это сейчас серьезно? – удивился Елисей Макарович.

– Что, действительно есть акулы? – не унимался Измайлов.

– Это в наших краях их нет, там на глубине с водой что-то не то. Ты это у Проскурина уточняй. А тут хватает. Воды эти рыбой богаты, вот они и плодятся. Не сказать, что повсюду плавают и прямо так уж нападают на людей. Но случается, не без того. В особенности если человечинки попробовали.

– О как. Значит, нужно ладить подводное ружье, – задумавшись, произнес Борис.

– Что за ружье? – удивился Ковалевский.

– Да так, видел в тропиках у одного англичанина. И не ружье это, а стреляющая палка.

Дверь едва уловимо скрипнула, впуская в мастерскую поток свежего воздуха, дневной свет и Ершова. Наставник тихой мышкой скользнул в помещение, словно опасаясь резким звуком сбить одухотворенность, охватившую Бориса.

Ну, Ершов это видел именно так. Измайлов же, закончив картину с Эмилией, решил, что писать хуже он уже просто не имеет права. Да, по сути, эти три десятка полотен уже готовы, и их можно выставлять на вернисаж. Но делать этого теперь не хотелось категорически. Стыдно. Не перед кем-то. В конце концов, проданные им картины стоят тех денег. Перед собой совестно. А это – самый строгий судья.

Доведение картин до сегодняшнего его максимума не приносит ни единого очка опыта, Борис уже успел это проверить. Как говорится, умерла, значит, умерла. Но, несмотря на это, он теперь каждый день в первой половине трудился над уже, казалось бы, завершенными картинами. Правда, не все столь уж мрачно. Теперь их цена подрастет в среднем раза эдак в полтора. Правда, и возни с ними как бы не больше, чем с работой, начатой с нуля.

Прежде чем взяться за кисть, над каждой картиной Борис стоит порой до получаса, изучая ее так, словно видит впервые, чтобы вновь проникнуться тем настроением, с которым он начинал работу. И пока не придет чувство единения с полотном, он даже краски не начинал смешивать. В какой-то момент Борис словно погружался в транс, оказываясь меж двумя мирами.

Необыкновенное чувство, о котором ему столько талдычил Ершов и которое пробудила в нем Эмилия. За это он был готов простить ей еще и не такую выходку, как с этим захваченным капером. Ведь, кроме психологического состояния, был и несомненный рост над собой. Да, он не получал очки, но зато обогащался реальным опытом.

Борис отступил от полотна на пару шагов, склонил голову набок и машинально начал энергично обтирать кисть сухой ветошью. Явный признак того, что на сегодня с этой картиной работа закончена и нужно дать время просохнуть нанесенному слою.

– По-моему, тени теперь получились слишком резкие, – так же всматриваясь в работу, произнес Ершов.

– Думаете, Вячеслав Леонидович?

– Уверен.

– В прошлый раз вы тоже были уверены.

– Тогда я ошибался. Но сейчас… Н-нет, решительно, это неверный подход.

– Посмотрим.

– Вам не жалко вашу же работу?

– Если она меня не удовлетворит, нет.

– Ну и слава богу, – с искренним облегчением произнес наставник.

– Вы только что говорили, что это ошибка.

– Это не имеет значения. Главное – это ваша неудовлетворенность. Вы в процессе поиска. Не топчетесь на месте, достигнув своего потолка, а двигаетесь вперед и ищете новые пути, чтобы пробить его.

– Угу. А в какой-то момент пойму, что преграда больше мне не поддается, и, чтобы превзойти себя, стану каким-нибудь авангардистом, – хмыкнул Борис.