Константин Калбазов - Дворянин [litres]

– Потому что это магазинная переделка.

– То есть то, что до сих пор не удалось никому, получилось у тебя?

– Да, – пожав плечами, просто ответил Измайлов. – Просто они подходили не с той стороны. Я же сделал срединный двухрядный магазин емкостью пять патронов. Правда, с закраиной на гильзе пришлось немного помудрить, но в итоге все получилось. Есть возможность ведения одиночного огня как с полным магазином, так и с пустым. Перезарядка – с помощью обоймы. Средняя скорострельность – десять выстрелов в минуту. Стоимость переделки в условиях императорских оружейных заводов – двадцать рублей. Если переделывать по предлагаемой мною схеме, после предварительного вложения в необходимые станки и оборудование – десять рублей. Предлагаемая мною организация производства позволит переделывать минимум тринадцать тысяч винтовок в месяц.

– Не вижу прибыли в сто тридцать тысяч. Ты забываешь о налогах.

– А ты – о том, что совсем не обязательно информировать всех и вся об оптимизации производства и понижении себестоимости, а также о том, что, помимо переделки самой винтовки, необходимо изготавливать еще и обоймы. Практически расходный материал. Теряться они будут часто, но именно благодаря им получится увеличить скорострельность.

– Допустим. Но все это – при условии, что князья и бояре пойдут на подобную переделку, – рассматривая переданные ему документы, произнес Федор Алексеевич.

– Еще как пойдут. Преимущество магазинок перед однозарядками несомненно.

– Ты забываешь, что подобное возможно только с позволения государя. Князья, конечно, хозяева в своих вотчинах, но есть законы Российского царства, и единообразие вооружения как раз находится в воле царя.

– Винтовка с легкостью пройдет все испытания. Если форсировать этот вопрос, то к моменту их окончания у нас уже будет стоять завод и мы будем готовы принять первую партию. Да хоть начать с арсенала боярина Яковенкова.

– Рискованно, – почесав кончик носа, произнес Федор Алексеевич. – От переделки берданок в итоге решено отказаться. В настоящий момент разрабатывается новая магазинная винтовка, изучается опыт иностранных держав.

– Ну и пусть их, – не унимался Борис.

– В смысле? – не понял младший из братьев.

– Да в прямом. Допустим, на вооружение поступает новая винтовка. Куда станут девать старые? Сдадут на склады, где они станут пылиться до скончания века. Сомневаюсь, что бояре станут трястись над старьем. Выкупать по остаточной стоимости, переделывать в магазинки и продавать по уже другой цене тем, кто будет им рад.

– Продавать оружие? – вздернул бровь Петр Алексеевич.

– И что тут такого? – пожал плечами Измайлов. – Отчего все кому не лень им торгуют, а мы все время стесняемся. Или масла в голове не хватает заняться этим? Так отчего бы и не изменить ситуацию.

– Хм. А ты знаешь, Петр, в этом что-то есть. Определенно есть, – вновь вглядываясь в бумаги, обратился Федор Алексеевич к старшему брату.

Вообще-то Борис хотел приберечь эту затею для себя, но, похоже, придется ограничиться парой очков надбавок за новый тип магазина и обойму для ускоренного заряжания, которые он влил в Авторитет. Ну а что делать. Он ведь теперь не сам по себе, а в семье.

После церемонии усыновления Измайлов провел в Яковенковске еще три дня. Что это были за дни! Борис от счастья парил на седьмом небе. Катя… Он и так был потрясен тем, что откровенно и бесповоротно влюбился, а тут еще и понял, что с каждой новой встречей все сильнее запутывается в сетях. Но самое главное, он не желал прислушиваться к голосу разума и был счастлив.

Кстати, обретя возможность посещать ресторан, кофейни и летний сад, куда его всегда неизменно тянуло, он так и не удосужился туда сходить. Вот не хотелось, и все тут. И даже когда встречались с Катей, они просто гуляли по улицам или уезжали на велосипедах за город. Кататься по полевым дорогам куда приятнее, чем по брусчатке. Тем более после непродолжительного дождя, прибившего пыль.

Помимо этого, Борис бывал в доме своей новоявленной матери. Каждый раз при обращении к Елизавете Петровне ему приходилось делать над собой усилие, чтобы называть ее матушкой. А никакая иная форма не принималась в принципе. В итоге приходилось изворачиваться, лишь бы избежать этого слова. Москаленко же откровенно потешалась над его потугами, но вольное обращение могла позволить, только когда они оставались одни.

Кроме разговоров, касающихся деловой стороны, говорили они и о намерении Бориса отправиться в одиночное плавание. Он буквально загорелся этой идеей, что позволило бы ему существенно выиграть время в получении морского ценза.

Зато оба сына Елизаветы Петровны если и не поддержали новоявленного брата, то и отговаривать не стали, потому как не видели в этом трагедии. Возможно, питали надежду, что он сгинет в пучине. Ведь не стал же Петр Алексеевич скрывать, что затея с усыновлением им откровенно не понравилась и они всего лишь приняли решение матушки. Так отчего же им сразу перемениться?

То, что Борис пришел в семью не с пустыми руками, а с конкретным предложением, несущим материальную выгоду, ни о чем не говорит. Род Москаленко явно бессребрениками не назвать. Впрочем, возможно, Измайлов и ошибается по их поводу.

– Оп-па! Успела! – резко затормозив и соскакивая на землю, задорно едва ли не выкрикнула девушка.

– Катя? Вы как здесь?

Борису было чему удивляться. Они ведь простились еще вчера. Сегодня утром должен был отходить «Карась». Пароходы, конечно, бегают все так же по мере набора желающих, но Измайлову проще заплатить за недостающих пассажиров, чем ждать полного наполнения транспорта. Так что еще немного – и он отчалил бы.

– Приехала вас проводить. Вы не рады?

– Рад, конечно. Но, наверное, все же больше удивлен. Вы умеете преподносить сюрпризы.

– Привыкайте, – многозначительно сообщила Катя.

– Я это учту, – посмотрев на нее долгим взглядом, с улыбкой произнес он.

– Борис, я слышала, что вы всерьез рассматриваете вопрос одиночного плавания.

– Матушка решила теперь повлиять через вас? – хмыкнул он.

– Но это очень опасно!

– Помнится, вы возмутились, когда я назвал одиночное плавание неоправданным риском.

– И что же изменилось? – вздернула она бровь.

– Теперь он оправданный, – пожав плечами, просто ответил он и добавил: – К тому же я буду не на катере, а на надежной морской яхте. И потом, вы же сами восхищались безрассудной отвагой мореходов.

– Одно дело – восхищаться отважными поступками, когда они уже совершены, да вдобавок еще и совершенно незнакомыми людьми, и совсем другое…

Катя осеклась, прикусив губу, и в уголках ее глаз начали скапливаться слезы. Вот уж чего и даром не надо. Хотя и приятно, чего уж там.