Константин Калбазов - Дворянин [litres]

Единственный более или менее серьезный вопрос, встававший перед ним, – это пополнение запасов пресной воды. Но его удавалось решать благодаря дождям, а в жаркую погоду – с помощью испарителей в виде стеклянных пирамидок. Не сказать, что они давали так уж много, этот метод скорее подходил для спасения от полного обезвоживания. Слишком уж малоэффективный.

Разумеется, у Измайлова имелся опреснитель, но для его работы требовалось топливо, которое Борис всячески экономил. Дважды за это время он попадал в полосу штиля, но и тогда даже не подумал запускать машину. По сути, ему спешить некуда, вот и развлекается как может. То соберет парусиновую лодку и буксирует яхту со смехотворным результатом. То пишет картины, благо мольберт и краски у него с собой. Сейчас в его запаснике пять масляных картин и три десятка акварелей. То читает литературу из списка, рекомендованного профессором.

Вообще-то Борис был сильно удивлен, когда узнал, что обучение российских студентов по большей части ориентировано на самоподготовку. В университетах нет учебных групп, а учащиеся разделены только по курсам. Мало того, несмотря на то что программа рассчитана на четыре года, учиться можно до восьми. Если итоговые испытания не сданы, то студента должны отчислить. Хотя на деле ничего подобного не происходит, пока плата за обучение исправно поступает в кассу. Есть даже такая категория, как «вечные студенты».

К полудню волнение значительно стихло, а Бориса наконец начало клонить в сон. Он свернул паруса, ложась в дрейф, после чего спустился в каюту и завалился спать.

К вечеру Шанти разбудил его, начав вылизывать лицо. Это еще мирно. Любя, так сказать. Но если проигнорировать его вежливую просьбу, может устроить и концерт. Песик, конечно, любит хозяина и к его усталости – со всем уважением, но и голодать не подписывался. Так что, будь любезен, накорми, а главное – напои питомца.

Пришлось подниматься. С гудящей головой решил, что и ему поесть не помешает. Сытый организм куда успешней борется с последствиями этой гадости. Во всяком случае, с Борисом было именно так. С надеждой посмотрел на «Аптечку» и тяжко вздохнул. Не спасает она ни от похмелья, ни от последствий принятия наркотиков. С того света возвращает, конечности восстанавливает, а вот в такой малости помочь не может.

Поужинав, опять завалился спать. И тот факт, что качка никуда не делась, Бориса совершенно не волновал. Все же хорошо, что морская болезнь – это совершенно не про него. С другой стороны, будь он ей подвержен, тогда точно не заболел бы морем, а Измайлов в него просто влюблен.

Казалось бы, четверо суток изнуряющего противостояния со стихией. Должен же появиться хоть какой-то негатив? Как бы не так! Несмотря на состояние, руки так и зудят написать картину, стоящую перед его взором. Отчего-то тема противостояния человека и стихии, сама первозданная мощь его влекли особо.

Взгляд скосился в сторону жестяного короба, в котором хранятся его картины и чистые холсты. Все герметично. Настолько, что в случае нужды короб даже может служить эдаким спасательным плотиком. Нет. Браться за кисть – это дурная затея. Во-первых, Борис сейчас не в лучшей форме. Во-вторых, качка такая, что ему удастся нарисовать, именно нарисовать, а не написать, какую-нибудь авангардистскую чушь.

На то, чтобы прийти в себя, ушло добрых трое суток. Зато по истечении этого срока Борис проснулся свежим, отдохнувшим и полным сил. Приготовил завтрак. Посадил непоседу Шанти на стульчик и, вооружившись инструментом, начал приводить его шерстку в порядок.

Песику это дело как всегда не больно-то нравилось. Он вертелся, как угорь на сковородке, все время норовя поиграть и куснуть то ножницы, то расческу. Пару раз прихватывал своими острыми зубками руки. Но Борис все же не отступался. В который уже раз пригрозил подстричь его под какого-нибудь пуделя. Но Шанти такая перспектива совершенно не пугала. Как бы то ни было, но в результате этот негодник обрел-таки приличный вид.

А потом Борис наконец смог взяться за картину. Уж больно зудело. И качки как таковой нет. Ветер, конечно, присутствует, и океан совсем уж спокойным не назвать. Но он мерно катит свои валы, через которые «Надежда» перебирается с легкой непринужденностью и грацией, что никак не мешает Измайлову писать.

– Тяв! Тяв! Тяв!

– Ну чего ты тут разошелся? – появился Борис в кокпите, обтирая ветошью кисть.

Глянул в ту сторону, куда смотрел его друг, вскочив на банку и упершись лапками в фальшборт. Вот так. Не было печали, купила баба порося. И откуда только нарисовались? Борис извлек из футляра мощный бинокль и навел на уже просматривающиеся очертания корабля. Легкий крейсер с британским флагом. Надежды на то, что он его не обнаружил из-за спущенных парусов, никакой. Даже если и так, прет он прямо на яхту, так что заметит в любом случае.

– Принесла тебя нелегкая. Целый океан, а тебе места мало! – сдергивая через голову парусиновую рубаху, в сердцах произнес Борис.

Спустился вниз, подхватил с мольберта полотно и вогнал его на стену под зажимы. Прошел в машинное отделение и запалил горелку. Пусть прогревает форсунки. Тут все устроено так, что дальше можно регулировать уже и из кокпита. Даже перископ имеется в машину, чтобы наблюдать за состоянием котлов.

Взбежал наверх и спешно начал поднимать паруса. С крейсера просигналили по международному коду. Приказывают лечь в дрейф. Чисто технически «Надежда» и так дрейфует. Но вот прямо сейчас на ней поднимают паруса.

Управившись с ними и подняв все до последнего клочка, взял курс по ветру. Яхта начала быстро набирать ход. Конечно, мерному покачиванию на волнах пришел окончательный и бесповоротный конец. А там, когда разгонится, еще и попрыгать придется. Хотя это и не гоночная яхта, однозначно будет весело.

С англичанина повторили требование остановиться. Борис запалил ацетилен в кормовом фонаре и отстучал: «В помощи не нуждаюсь. Следую своим курсом».

Нет, ну что ты будешь делать! Опять талдычат свое и требуют лечь в дрейф. Догоняйте, придурки!

Город со стороны океана производил впечатление. Три широкие улицы, убегающие от побережья вверх по склону. Узких, конечно, большинство, но их с такого расстояния не рассмотреть. Черепичные крыши, светлые стены. Островки зелени. За городом – склон горы, сплошь покрытый лесом. В гавани – несколько крупных судов и множество небольших парусников, словно чайки, опустившиеся на воду. У входа в бухту стоит белокаменный форт, наследие двухвекового прошлого. Картинка тропического рая.

Борис так и видел, как это великолепие ложится на полотно. Опять испытал зуд, желая непременно все это запечатлеть. И время у него будет. А иначе зачем он сюда направлялся? В Белен он прибыл не просто так, а по поводу.