Константин Калбазов - Дворянин [litres]

– Если вы продолжите фонтанировать идеями, молодой человек, то можете не сомневаться, они вцепятся в вас руками и ногами.

– То есть вы все же прислушаетесь к голосу разума?

– А вы, похоже, все-таки нет.

– Это дело решенное, – стрельнув взглядом в Рыченкова и Носова, твердо произнес Измайлов.

– Вот же шельмец! – в сердцах выдал шкипер.

– Я так понимаю, нужно яхту тебе присматривать? – поинтересовался Носов.

– Надо. А еще хочу выписать из Испании машину для катера.

– Ну, судно тебе всяко-разно нужно потяжелее. Так что о скорости в двадцать один узел можешь сразу забыть. Хорошо как семнадцать получится выжать, – помяв подбородок, произнес Носов.

Подвал был сухим и светлым. Не в смысле окон, их тут как раз не было и в помине. Зато имелись ацетиленовые фонари с зеркальными отражателями и продуманная система вентиляции. Ну и при строительстве озаботились вдумчивой гидроизоляцией. А все потому, что предназначение этих казематов не в содержании невольников.

Казематы эти возводились уже после большой войны, прокатившейся по этим местам. На фоне стремительного научно-технического прогресса, в первую голову коснувшегося именно военной сферы, в частности, развития артиллерии. В этих казематах должны были укрываться люди, храниться запасы продовольствия и воды. Имелся даже ледник, который, впрочем, уже заменили на холодильную камеру. Москаленко старалась не отставать от веяний времени.

Нужно же как-то пережидать бомбардировку, а придется – так и обитать какое-то время, да еще и хранить продукты. Сырость как-то мало способствует всем этим задачам. Вот и озаботилась хозяйка. Затем над обширными укрепленными подвалами возвели конюшню. А к чему пустовать месту?

Елизавета Петровна смотрела на двоих закованных в цепи молодых людей. Они жались к стенам, как побитые собаки, бросая в ее сторону взгляды, полные страха и муки. Было отчего. Эта экзекуция продолжалась с завидным постоянством. Раз в десять дней она спускалась сюда. Не произнеся ни слова, какое-то время смотрела на них, после чего молча всаживала каждому из них по пуле в живот. Немного наблюдала за их корчами, после чего уходила, оставляя на попечение своих мальчиков, двоих верзил-«волкодавов».

Бедолаги умирали в мучениях, и длиться это могло сутки напролет. Когда же они отходили в мир иной или впадали в беспамятство, их поднимали с помощью «Аптечки». Главное – успеть до того, как мозг умрет окончательно. А затем они жили в ожидании следующего посещения, случавшегося после перезарядки артефакта.

– Господи, нет! Прошу вас, не надо! Ну что вам стоит просто убить нас! – взмолился один из них.

– Госпожа, умоляю, выстрелите в голову! – вторил ему второй, упав на колени и протянув к ней руки.

Елизавета Петровна, не проронив ни слова, подняла руку с «бульдогом» и дважды выстрелила, отправляя свинец им в живот. Камера наполнилась запахом порохового дыма и стенаниями раненых. Стрелять она умела. Как и знала, куда именно нужно послать пулю. Сутки, не меньше.

Глянула на своих мальчиков. Те утвердительно кивнули. Развернулась и вышла в широкий коридор с дверями по обеим сторонам. Прошла до лестницы и, поднявшись по ней, оказалась во дворе конюшни. Отправилась к выходу, а затем по садовой дорожке дошла до усадьбы, на открытой веранде которой уже был накрыт чайный стол.

– Доброе утро, матушка, – откладывая газету, поздоровался младший из сыновей.

– Здравствуй, Федя.

– Матушка, – кивнул в знак приветствия вышедший из дверей старший.

– Здравствуй, Петр.

После возрождения Елизавета Петровна пыталась было настаивать на том, чтобы сыновья называли ее по имени, но столкнулась с глухой стеной непонимания. Пообижалась на такую твердолобость, но в результате махнула на них рукой.

– Ходила в подвал? – поинтересовался Федор.

– Да.

– Может, на этот раз ты их отпустишь?

– Эти ублюдки хотели убить твою мать, мой мальчик.

– Сколько раз ты их уже убивала? – вздохнул он.

– Семь. И закончим на этом.

– Это преступление.

– И кто меня выдаст?

– Слухи ходят.

– Слухи ходят всегда.

– Матушка, суд приговорил их к десяти годам каторги. Ты же устроила им адовы мучения.

– Не нужно было сбегать с каторги.

– Не ты ли устроила им этот побег? – хмыкнул Петр.

– Кто им мешал принять наказание до конца или покончить с собой и выйти по закону? Они сами сделали неправильный выбор.

– И все же… – настаивал Федор.

– Хорошо. Я подумаю над этим, – отрезала она и перевела разговор в другое русло: – Федор, что там с этой затеей с берданками?

– Я проконсультировался по этому поводу. В станки, конечно, придется вложиться, но в общем и целом расчеты Бориса, или кто их там делал, верны. Два десятка винтовок уже переделаны. Дальше – дело за Петром.

– Еще вчера с разрешения боярина выделил матросов во главе с мичманом, которые отправились на стрельбище. Поживут там с месяц, поиздеваются над винтовками под присмотром инженера. Но, как по мне, задумка стоящая, и дело выгорит.

– Сможем ли мы продать ружья, если царь запретит переделку?

– Я думал над этим вопросом, – произнес Федор. – Уверен, что реализовать оружие не составит труда. Разумеется, если не ломить цену. Однако думаю, что государь все же одобрит переделку. Но мне видится куда перспективней другая идея Бориса.

– Кульманы? – уточнила Елизавета Петровна.

– Да. Их производство обещает миллионные прибыли. И наладить его не так чтобы сложно. Конечно, придется выгрести практически все наши сбережения.

– Борис ведь готов участвовать в обоих предприятиях.

– Готов. Но, если мы обойдемся своими силами, он претендует лишь на скромные лицензионные отчисления. Вкладываясь же в это дело, хочет уже долю. Хваткий парнишка. Дружба дружбой, а табачок врозь. Хотя, признаться, грех жаловаться. Я думаю, что нам куда предпочтительней выплачивать ему за лицензию.

– Ну, в этом ты разбираешься куда лучше, тебе и карты в руки. Теперь о Борисе. Решение его твердое. И кто только тянул тебя за язык, Петр! – бросила она осуждающий взгляд на старшего сына.

– Рано или поздно он все одно об этом узнал бы. И скорее рано. Прежде ценз его не интересовал, он всего-то пару месяцев назад начал о нем задумываться, причем сразу в ключе ускорения этого процесса. Так что это был вопрос недалекого будущего.

– Ладно. Коль скоро мы не можем остановить это безрассудство, остается помочь. Петр, что там с моей яхтой?

– Готова. Но ты ведь ее заказывала лично для себя.

– Передай мальчику.

– Хорошо, матушка.

– Доброе утро, матушка, – появилась в дверях старшая невестка в сопровождении семнадцатилетнего сына и десятилетней дочери.

– Доброе утро, милые.