Степан Кирнос - Падение ангелов

— Тризны? — удивился Фемистокл, чувствуя языческий подтекст этого слова и понимая, что сейчас он встал на рельсы государственной измены и во всю катится к неповиновению или чему по хуже.

— Да. Наши славные братья по Греции отметят героизм вашего сына.

«Как могут справлять тризну по тому, кого отпевают?» — возмутился герцог. С одной стороны, он не может пойти против Рейха, ибо его усилиями его город жив и процветает, а сам он всё ещё дышит. Империя принесла прогресс и процветание, смела с карты осколки былого мира и решила построить новую Европу, сильную Европу, без всякого сумасшествия. Но в то же время, Канцлер позволил себе убить его сына, он не считается с мнением и жизнями людей, которые ему служат.

«Рейх» — проскрипел зубами Доуху, вспоминая то ревущее и жаркое пламя, которое пожрало Жака, памятуя о том, как он утирал слёзы с щёк Миранды и пытался объяснить внуку, что отец больше не вернётся. Он почувствовал всю боль и ярость, которые испытывали его родные, ощутил острые когти дьявола мести у своего трепещущего сердца. В груди всё охватил огонь, живот скрутило от желчи, боли и тошноты, а грудь сдавило, но герцог стерпел, ощущая, что глас возмездия взывает в нём.

— Решайтесь, господин Доуху. Память вашего сына в ваших руках, — давит Фемистокл, желая получить ценного союзника в борьбе за дело «преобразования» Рейха.

— А ваш, какой резон? Чего вы хотите?

— Я желаю этому региону лишь блага, но я всего лишь мелкая сошка перед теми львами, которые желают преобразовать весь Рейх, ибо они несут с собой огонь истинного прогресса.

«Львы… прогресс… мне всё равно… лишь бы Рейх ответил», — было таково решение, выкованное в горнилах сердца, пылающего огнём ненависти и мести.

— Что я должен буду сделать?

— Вы и ваши венецианцы необходимы нам. Пока Рейх не понимает того, насколько он слаб, не ведает этого. Нужно, чтобы поставки оружия в Эпирскую область прекратились и там люди стал чуть менее довольны имперской властью.

— Хорошо, господин Мастер-защитник. Можете считать, что уже всё сделано.

Глава 6. Любовь и политика

Следующий вечер. Великий Коринф.

Небо окрасилось в тона уходящего золота, вылившись полосой у самого горизонта, знаменуя уходящий день, а за ним, по большому полотнищу тверди небесной, выплеснулся багровый и фиолетовый, которые спешат перейти во мрак ночи. Над головами ни облачка, а по сему уже зажигаются первые звёзды, пронзая ночной мрак серебристым холодным сиянием далёкого огня, чуждого и загадочного.

Мужчина, стоя на балконе третьего этажа, ощущает, как лёгкие аккорды ветра уносят с собой на запад тепло прошедшего дня, принося с собой хлад грядущей ночи. Он смотрит насыщенно-зелёными глазами вдаль, там, где пригород устилается множеством домиков сельского типа, деревом, кирпичом и шифером, возвышающихся на один этаж над землёй. Между домами виднеются аккуратные огородные участки и насаждения красивых цветов и растений, украсивших сельский пригород подобно роскошным бусам. Позади того здания из которого он смотрит, возвышаются длинные строения, сияющие серебром и бриллиантом в свете уходящего солнца, но чем дальше на северо-восток города, тем их меньше, пока они не переходят в «подлесок» низких зданий.

«И всё это… всё это получено сквозь горнило войны», — подумал мужчина, потерев рукав длинного пиджака, который укрыл покровом серой ткани почти все бёдра, мягко ложась на тёмно-синие ткани джинс, сильно смахивающих на брюки.

— Яго, достал там стоять! Иди к нам скорее! — послышалось воззвание позади и мужчина, быстро развернувшись, скрылся в квартире.

Там, внутри дома, развернулось небольшое, не слишком пышное празднество, ставшее чем-то тёплым и приятным для тех, кто готовится собраться за столом. Мужичина в пиджаке с короткой стрижкой и грубым лицом заприметил, как возле стола копошится прекрасная девушка в синем платье, от которой ощутим изумительный ореол духов, раскладывая столовые приборы. Сама комната — небольшая, и столик зажат между шкафом, набитым книгами, сервисом и техникой, и диваном, на котором сидят мужчина, с чёрным волосом до плеч и девочка, в ярком цветастом платье и о чём-то оживлённо беседует с мужчиной.

— Присаживайся, Яго, — сказала девушка, пригладив волос цвета вороньего крыла, предложив гостю кресло. — Я с Данте и Мартой посидим на диване.

— Ох, Сериль, ты так добра, — присел на простенькое мягкое кресло, обшитое бежевой тканью.

— Вы подождёте ещё пару секунд, и я принесу окрошку.

— Хорошо, дорогая, — сказал Данте, оторвавшись от разговора с ребёнком. — Обождём.

— Брат, как-то необычно тебя видеть таким.

— То есть?

— С семьёй. Я у вас редко бываю и, етить, каждый раз мне трудно тебя развидеть в военной форме. Для меня ты навсегда остался бойким и военным, задирой, одним словом. В роли семьянина… я до сих пор не могу поверить.

— И даже тогда… в том дворце, в Иберии?

— Ох, я думал, что это твоя сиюминутная заморочка, думал, что дальше букетиков и конфеток это не зайдёт, но чтоб его. Хотя знаешь, я рад, что всё так получилось и есть кому за тобой присмотреть, не всё же мне заботиться о тебе, вот будешь теперь в надёжных руках.

— Дядя Яго, — раздался тонкие приятный голос девочки, — а у вас есть тётя? У моего папы есть мама, а у вас?

Яго не стал ничего сразу отвечать, лишь натужно слегка улыбнулся, и ласково посмотрел на девочку, удивляясь простоте её вопроса и мыслей.

— Ох, малышка, даже не знаю.

— Марта, — смутился Данте.

— А вот и окрошка, — Сериль поставила на стол небольшую металлическую кастрюлю красного цвета, и тут же заговорила, и тон её голоса приобрёл укор. — Марта, сколько я тебе говорила, что такие вопросы некультурны.

— Да ладно вам будет, — упрекнул Яго родителей в излишней морали. — Она же ещё ребёнок.

— Брат, пусть учится хорошим манерам сейчас.

— Данте, дорогой мой брат, ты вспомни насколько «хорошими» были мы. Или ты уходишь в отказ от того, что мы творили в нашем доме, когда стали смышлёнышами?

— Ну ты сравнил.

— А есть что сравнивать, твоя дочь покультурнее нас будет, так что не морализаторствуй, — покривился Яго, быстро осмотрев квартиру. — Какая хата, кто же тебе её подарил? И чегой-то вы решились переехать сюда из центра?

— Её мне дал наш Консул на время. Сказал «будет где отдыхать и подумать над своими словами».

— Так, — резко вмешалась Сериль, прерывав беседу чуть грубым, но приятным женским голосом. — Давайте есть, не зря же я всё это готовила.

— Дядя Яго, — всё продолжает допытываться девочка, — а что это у вас за кольцо.

Валерон взглянул на простое серебряное украшение, отвечая: