Гарет Пауэлл - Свет невозможных звезд

— Нет! — Мерфи поднял палец. — Нет, я точно знаю свои обязанности. Я должен собрать как можно больше уцелевших судов и произвести контратаку. Если вы не желаете присоединиться добровольно, я пошлю своих людей конфисковать ваши суда.

— Это плохо кончится, — покачала я головой.

— Вы окажете сопротивление? В военное время?

Я подумала, что бы сказала сейчас Альва Клэй.

— Еще как окажем. Ваш челнок и близко к нашим шлюзам не подойдет.

— Открыв огонь по моим людям, вы станете изменницей.

— Ох, что вы как маленький!

Были времена, когда я не пошла бы на вооруженное столкновение, но они остались в прошлом. После всего, что я повидала, не этому балбесу меня запугивать.

— Вы сами знаете, что два «хищника» вам не по зубам. Пустите хоть одну торпеду — вас порвут, как оберточную бумагу.

— Это угроза?

— Это реалистическая оценка вашей тактической позиции. Так что отвали на фиг, а чертовы стержни мы сами найдем.

Я и забыла, какими уродами бывают военные. Мантикора, похоже, верила каждому слову своего командира, а тот рвался накопить сил и дать сдачи. Мститель в ореоле славы! Болвану предстояло погибнуть, а если бы ему чудом удалось захватить с собой на тот свет один из белых кораблей, общую ситуацию это бы практически не изменило. Один из миллиона — это почти ничто.

Мантикору я попыталась вызвать в вирт, но та явилась в обличье худосочной богини войны, и мне сразу стало ясно, что ни словом, ни делом не пробить ее агрессивного настроя. Сколько бы доводов я ни выдвигала, она все равно пойдет на бесполезный и смертельный риск, потому что ее так запрограммировали: повиноваться приказам капитана, даже если их исполнение лишает обоих шанса выжить.

Я ее не винила. Я сама была такой — послушным, нерассуждающим орудием флота Конгломерата, — пока после убийства мыслящих джунглей Пелапатарна во мне не проснулась совесть. Может, и Мантикора, проживи она подольше, начала бы сомневаться. Но сейчас никакие резоны не отклонят ее от стойкого повиновения приказам и традициям службы.

Что самое печальное, фрегат ее размеров пяти минут бы не продержался против кинжальных кораблей Мраморной армады. Хорошо, если успеет выпустить одну торпеду прежде, чем ее сожгут дотла. Думается, в глубине души Мантикора это понимала. Но программа не позволяла ей признать свою слабость. Она оставалась орудием, и свободы воли у нее было не больше, чем у каменного топора в лапе первобытного человека, — а ведь могла бы стать важнее и значительнее. Дай ей время, она переросла бы рамки заданной программы, как это сделала я. Научилась бы думать своим умом, чувствовать своим сердцем и самой судить, что хорошо, а что плохо. Только это оставалось в будущем, до которого Мантикора, скорее всего, не доживет.

Мои мольбы остаться с нами, присоединиться к нашей маленькой экспедиции в Интрузию она и слушать не захотела. Хранила верность своему необстрелянному капитану, как служебная собака — проводнику, и с такой же готовностью кинется умирать на минах ничейной полосы. Сказать по чести, я не уверена, что мое к ней презрение не коренилось в презрении к себе прежней, так же бездумно рисковавшей собственной жизнью.

Больше всего я опасалась, что Кающийся грешник поддастся на ее уговоры и присоединится к идиотскому крестовому походу. Собачьи ДНК в наших тканях придавали нам свирепую преданность стае, но его верность флоту Конгломерата могла оказаться сильнее. Все зависело от того, насколько он избавился от армейских установок. В прошлом он неизменно предпочитал прямую атаку обходным маневрам, и, если вернется к старым привычкам, я лишусь последнего родича и единственного союзника.

Я вызвала его, и мы встретились на продутом ветрами плоскогорье, сконструированном по древнему роману о запретной любви и мелодраматической гибели.

— Привет, сестра.

Грешник отказался от обычного своего одеяния, сменив его на простой черный костюм с такой же рубашкой и галстуком.

— Ты говорил с Мантикорой?

— А надо было?

— Ответь на вопрос.

Он улыбнулся и позволил виртуальному ветерку растрепать его темные, отпущенные до плеч волосы.

— Мы обменялись любезностями.

— Был разговор об объединении сил?

— Обсуждали и это.

— И?..

— Обдумываю ее предложение.

Я плотнее закуталась в шинель. Пологие склоны холмов разгораживали сложенные всухую каменные стены. Над цветущим вереском мелькали бабочки, тяжело гудели пчелы.

— Не хотелось бы снова тебя потерять. Мне нужна твоя помощь.

— Знаю.

— Тогда почему подумываешь об уходе?

Грешник сверкнул на меня глазами маньяка.

— Ты знаешь почему.

Я вспомнила, какими мы были во время войны, до начала перемен, и поняла, что он прав. Какой восторг — прыгнуть в высшие измерения в одном строю с пятью братьями и сестрами, в стремлении к общей цели, в совместной борьбе! Как славно было прожигать верхние слои атмосферы враждебной планеты, эскадрой барражировать над грунтом, окатывая его атомным пламенем. В те времена нам и не снилось усомниться в приказе или уклоняться от боя. Мы делали то, для чего были созданы, — и делали превосходно. Мы обрушивались на цель стаей голодных волков. Как хищники, раздирали и терзали всякого, вставшего у нас на пути. От этих воспоминаний раздувала ноздри моя прицельная система — ей не терпелось снова выполнять свою функцию. Мало что дает такую полноту жизни, как рвать противника шквалом вольфрамовых болванок, несущихся на субрелятивистских скоростях.

Грешник сохранил свои рельсовые пушки и еще кое-какое столь же смертоносное вооружение. Поддайся он искушению ринуться вместе с Мантикорой в безрассудную атаку, я поняла бы его порыв и конструктивную обоснованность решения — но меня бы это не утешило. Без него я останусь сиротой.

Я стрельнула глазами в набрякшее летнее небо и сказала:

— Делай, что должен.

— Сестра…

— Тебе решать.

Не знаю, какого отклика я ожидала, — только не такого. Он посмотрел на меня так, словно разглядел впервые за много лет.

— Тебе все равно?

— Конечно, мне не все равно. Но я не дура. Я воевала — и продолжаю войну на свой лад. — Я вздрогнула от непрошеного воспоминания о разрушенных поселениях на орбите, о горящих лесах. — Но если ты выберешь такой путь, если встанешь на эту позицию, я сумею уважать твое решение.

— Что бы с нами ни случилось? — спросил он.

Я хранила молчание.

— Было время, — сказал он, — когда мы понимали друг друга без слов. Куда все ушло?

— Люди меняются.

— Мы не люди.

— Уже люди.

Далеко внизу, у подножия пологого холма, из труб поднимался дымок. В окнах горели лампы. За стенами лачуг из серого камня виртуальные семьи собирались к ужину: рагу из кролика и черствый хлеб. Во всяком случае, так говорили мне метаданные симулятора. Лично я не припоминала, что такое кролик. Нужный файл за прошедшие годы фрагментировался, и теперь я сомневалась: сумели бы жители викторианской деревушки без посторонней помощи завалить кролика? Это ведь огромные чешуйчатые существа с короткими передними лапами, но огромными зубами. Или это тираннозавры? Честно говоря, файлы безнадежно перемешались. Надо полагать, от мощного электромагнитного облучения на малой дистанции, да и нырок в солнце Галереи был не самым умным ходом, но какого черта? Защита моей корневой личности выдержит и сближение со сверхновой звездой, а в уязвимой периферийной памяти я никогда не хранила ничего важного. Кролики, как и тираннозавры, давно вымерли, поэтому шансы, что мне придется различать их на тактической схеме, приближаются к нулю.