Гарет Пауэлл - Свет невозможных звезд

Я позволила улыбке перейти в хитрую усмешку.

— Вам надо было послать с поисковиками драффа.

— Не понимаю. Сколько вы нашли?

Я развела руками:

— Столько, сколько мне понадобится. И нам, и гражданским судам хватит на неограниченное время.

Мерфи, откинувшись, смерил меня взглядом и поправил безупречный воротничок.

— Вы спускали всего один челнок.

— Правильно.

— И при этом говорите, будто получили неограниченный запас стержней?

— И это верно.

У него загорелись щеки.

— Что за игру вы ведете?

— Никаких игр, капитан.

Я наклонилась к камере в надежде, что у него в рубке транслируется моя голограмма, так что над ним сейчас склоняется мое увеличенное лицо.

— Наш механик нашел принтер нечеловеческой цивилизации, производящий пригодные к использованию стержни из любого хлама. Пока у нас хватает сырья, недостатка в горючем не будет.

— Чушь!

— Нет, правда. — Я сняла бейсболку и пригладила волосы. — И на вас тоже хватит. Так что вам пора спросить себя: присоединитесь ли вы к нам, дав своей команде шанс выжить в среднесрочной перспективе, или намерены бросаться их жизнями ради дурацкого бесполезного жеста, который ничего не изменит, разве что удовлетворит вашу гордыню и упрямство.

Мерфи разинул рот.

— С чего вы взяли, что можете разговаривать со мной в таком тоне?

— Я уже бывала в подобной ситуации. — Я отстучала на панели приказ «Злой Собаке»: вывести запись нашего противостояния с адмиралом Мендересом в Галерее. — И, как вы увидите из приложенного файла, для того парня это не кончилось добром.

«Собака», столкнувшись с решимостью адмирала пожертвовать кораблем и командой в тщеславной атаке на Мраморную армаду, прикончила его одиночным ядром прямо в рубке флагмана и тем спасла экипаж от верной смерти.

Мерфи скосил глаза, просматривая данные. На месте с записью смертельного выстрела он дернулся в кресле. Румянец с его лица немного схлынул.

— Ваша работа?

— Да.

— И вы угрожаете мне, капитан Констанц?

— Вам нужны угрозы?

Мерфи потер подбородок и обвел рубку взглядом, словно оценивая температуру в помещении. Впервые на протяжении разговора в нем мелькнула неуверенность, и сквозь наслоения выучки и права на власть стал сквозить его подлинный юный возраст. Он готов был вести своих людей в лапы смерти, но сейчас перед ними замаячил другой вариант, и команда, вероятно, о нем услышала. Чтобы не лишиться доверия экипажа, он должен был осторожно выбирать слова. От флота Конгломерата остались одни обломки, и сейчас за ним не стояло высшей власти — только тихая верность корабля с перепуганным, пьяным от страха персоналом.

— Неограниченный запас горючего?

— Да.

— И вы действительно знаете безопасное место?

— Знаю.

Он надул щеки. Еще раз обвел рубку взглядом.

— У меня есть обязанности.

— Только перед вашим экипажем. Флота больше нет, а уцелевшее население планет плевать хотело, умрете ли вы ради него. У них свои проблемы, и ваша смерть тут не поможет.

— А что «Грешник»?

— Он… он действует так, как считает нужным, — точь-в-точь как вы. Но если вы передумаете и отправитесь с нами, уверена, и он не останется позади.

Мерфи опять потер подбородок.

— Дадите мне несколько минут обсудить вопрос с офицерами?

— Конечно.

Я разорвала связь и спустилась в камбуз, где попыталась заварить себе чаю с помощью пакетика из персональной заначки, но неосторожно взяла чайник правой рукой, так что он попал в слепое пятно. Кипяток полился на стол, я выругалась. Мелочь, но она стала последней соломинкой. Год назад я была почти счастливой — если забыть о потере Седжа. Я уже пару лет служила Дому и примирилась с тем, что проживу жизнь, помогая другим, — с долгими перерывами на одиночество, когда можно будет порисовать, и почитать, и проработать все, чего навидалась за время войны. Сейчас, оглядываясь назад, я видела, каким хрупким было то довольство. Впрочем, тогда я, хоть и смотрела двумя глазами, едва ли назвала бы себя счастливой. Живущий в хорошие времена их не замечает. И только когда все пойдет прахом, мы понимаем, как нам везло.

Я кое-как вытерла стол, закинула мокрую, дымящую паром тряпку в утилизатор и решила, что чаю попью в каюте. Но на полпути по коридору, обвивающему талию «Собаки», меня застал вызов с «Мантикоры». «Злая Собака» вывела связь на стену.

— Да, капитан Мерфи.

— Капитан Констанц.

— Вы пришли к решению?

— Да.

— Пойдете с нами?

Под воротничком у Мерфи дернулся кадык.

— Да.

— И подчинитесь мне как коммодору нашего маленького флота?

— Да, коммодор. По крайней мере, пока не установим связь с уцелевшими частями флота Конгломерата.

— Справедливо.

Молодой человек стоически сохранял непроницаемую мину, но под ней я различала чуть заметное облегчение — у него расслабились плечи, шире открылись сощуренные глаза — всего на мгновение. Загнав парня в угол, я сняла с него тяжелую ношу.

— Каково будет первое приказание, коммодор?

Я сдула парок над чашкой.

— Общее собрание проведем в восемнадцать ноль-ноль. Приглашаются все экипажи и корабельные аватары.

Я увидела, как он стрельнул глазами на часы.

— А до тех пор?

— Я буду пить чай и обдумывать информацию, присланную Бошняком.

— Кто такой Бошняк?

— Ученый. Он был на борту флагмана Судак и сумел переслать нам сведения, выкопанные там в архивах.

— Что-то полезное?

— Возможно.

— А нам что делать?

— У вас полное вооружение?

— Да.

— Печатайте дополнительный боезапас. Набейте трюм снарядами до отказа и сгребите с планеты все, что сумеете найти. Бой предстоит затяжной, и лишним ничто не будет. — Я опустила чашку и взглянула ему в глаза. — Нам предстоит убивать драконов.

Открыв глаза, я съежилась от яркого света, струившегося сквозь белые тюлевые занавески. Я сидела на краю кровати в номере приморского отеля. На мне был скафандр, но снятый шлем лежал на ковре возле обутой ноги, как перевернутый аквариум для золотых рыбок. За окном колыхалось под жарким солнцем море цвета густой лазури, от его блеска пришлось заслонить глаза.

В кресле напротив расположился отец: правая лодыжка на левом колене, в пальцах небрежно зажат бокал шампанского. Выглядел он моложе, чем в прошлый раз при встрече на ледяном плоскогорье. Пропала порошившая виски седина, и морщинки у глаз словно разгладил большим пальцем долготерпеливый скульптор. На нем была свободная полотняная рубашка и голубые джинсы, а глаза прятались за зеркальными стеклами очков.

— Привет, Корделия.

Я уставилась на него ошарашенно.

— Папа?

Он покачал головой — в его очках качнулось мое крохотное отражение.