Гарет Пауэлл - Свет невозможных звезд

— Извини, — повторил он. — Но дальше я не побегу. Люси высылаю к вам в челноке. Позаботься о ней за меня.

— Нет!

«Злая Собака» активировала предупреждение о перегрузке.

— Сближение через три минуты. С головного корабля сообщение.

— Выведи на экран, — сказала я.

— Есть.

Главный экран мигнул и ожил, показав лицо женщины средних лет с короткой стрижкой и сединой на висках.

— Судак, — узнала я.

— Приветствую, капитан.

В ее голосе еще сохранилась лирическая певучесть. Я вспомнила, что ее поэтические выступления транслировали после войны по всей Общности — пока не распознали в ней Аннелиду Дил, убийцу Пелапатарна.

— Полагаю, вы явились требовать сдачи?

— Боюсь, на этот раз нет. — Она улыбнулась с наигранным сожалением. — Нам известно, что вы направляетесь к Интрузии, а этого мы допустить не можем.

Я, не давая себя запугать, посмотрела ей в глаза.

— А, так вас это беспокоит…

Судак шевельнулась в кресле.

— Бога ради, с чего бы мне беспокоиться? У меня огромное преимущество в численности и вооружении. Никакие ваши действия не угрожают нашим целям.

— Вас тревожит, как бы мы не добрались до Интрузии. Боитесь того, что мы можем там найти.

— Не смешите меня!

— Нет, разве я не права? — Я погрозила экрану пальцем. — Ваши белые корабли не желают, чтобы мы узнали, что сталось с их хозяевами.

— Вы сами не понимаете, о чем говорите.

— Разве?

У Судак вспыхнули щеки.

— Мне доставит удовольствие вас убить.

— Сперва поймайте.

Я чиркнула себя пальцем по горлу, и «Злая Собака» оборвала связь.

Оконкво схватила меня за руку.

— Мне надо вернуться на свой корабль.

Ее пальцы больно сжимали мне локоть.

— Нет времени.

— Но…

Я толкнула ее в кресло.

— Всем пристегнуться.

— Сорок пять секунд, — доложила «Злая Собака». — Челнок с Люси на борту.

Палуба под нами задрожала: включились главные двигатели «Собаки». Ее аватара смотрела на меня, ожидая приказа к бегству. Краем глаза я поймала устремленные на меня взгляды Эддисон, Шульца и Мерфи и прокашлялась, прочищая горло.

— Забери нас отсюда.

Пять кораблей-кинжалов выпали из высших измерений всего в пятидесяти километрах от нашего маленького конвоя. Спикировали, как ястребы на голубиную стаю. Я уже ускорялась в противоположном направлении, и Северянин с Безудержным Любопытством торопились за мной. Грешник с Мантикорой развернулись навстречу угрозе, заслонили гражданские корабли от налетающей бури. Из их пусковых установок пошли торпеды. Дали залп оборонительные батареи с вольфрамовыми ядрами. В темноте заискрили энергетические лучи.

За пару оставшихся секунд я приняла передачу от Грешника.

Мы встретились в виртуале. В парижском кафе, полном голосов, и пара, и звона посуды. Он явился в своем черном одеянии, из которого торчали костлявые запястья, а глаза переливались мятущимся светом космической туманности. Осталась всего секунда, но он установил скорость симуляции, которая позволяла нам за это время провести здесь около часа.

— Полагаю, надо прощаться, — сказал он, садясь за угловой столик.

У меня не нашлось ответа. Мы с ним вместе прошли войну и уже теряли родных, но тогда это ощущалось по-другому. Может, потому, что он был последним из семьи. Или я изменилась. Так или иначе, неизбежная утрата отзывалась почти физической болью. Будь у меня сердце, оно бы сейчас разрывалось.

Я села напротив.

— Наверное, так.

Посетители кафе были тенями, фигурами, слепленными из дыма. Только мы обладали подобием телесности. Грешник постучал по столику тонким пальцем.

— Я просто хотел бы высказать, как я жалею обо всем, что было между нами.

— Не думай об этом, — отмахнулась я от извинений.

Он был со мной всегда. Нас вывели и обучили в одной детской. Мы вместе летали, сражались бок о бок с братьями и сестрами. Собачьи ДНК нашей конструкции усилили нашу верность друг другу, связали нас в стаю. А он был вожаком этой стаи. Он был мне вождем и братом без малого пятнадцать лет моего существования, и оттого, что он вел меня в огонь и бойню, как и от его предательства в Галерее, мои чувства к нему не ослабли.

— И еще я хотел тебя поблагодарить, — сказал он.

— За что?

Он расправил плащ на тощей груди.

— За то, что не отвергла меня. За то, что дала шанс умереть с честью.

Я закусила губу. Мне хотелось врезать по столу. Но я видела, как искренне он говорит. До того как Мраморная армада обратилась против нас, его ждала позорная отставка. Трибунал поместил бы его сознание в виртуальную тюрьму и навсегда лишил бы права летать. Его имя вычистили бы из всех отчетов, его деяния были бы забыты, его память проклята. А теперь, среди обломков Общности, он обрел новую цель и новую надежду. Вместо бесчестья и бездействия — любимые им звезды и исполнение того, к чему он был предназначен, — и еще спасение жизней.

— «И тем почетней гибель, чем безнадежней бой, — процитировала я. — За пепел предков, храм богов пожертвуем собой» [4] Из стихотворения Т. Маколея «Гораций», перевод В. Карпова. .

— Это откуда? — вопросительно склонил голову Грешник.

— Из стихотворения Маколея. Наш медик Джордж Уокер часто его мне читал.

— И что это означает?

Я пожала плечами.

— Наверное, что я понимаю, почему это для тебя важно.

Он задумался. Вздохнув, встал и бросил на стол медную монету — плату за не сделанный нами заказ.

— Прощай, сестра моя.

— Прощай, Грешник. — Я встала и обняла его. Словно мешок костей сжала. — Прощай, Адалвольф!..

Я поцеловала его в фарфоровую щеку.

— …И спасибо тебе.

Когда наша вселенная сморгнула «Злую Собаку» с двумя гражданскими судами, внутри у меня что-то отпустило. Как бы ни обернулись ближайшие минуты, Эддисон с Люси в безопасности. Моя странная маленькая семья доживет до завтрашних битв.

А вот я…

Тактический экран был забит угрозами. Я увидел, как энергетический луч разрезал надвое «Мантикору», но чудо — ее передняя половина продолжала огонь по надвигающимся белым кораблям.

«Кающийся грешник» вздрагивал от непрерывной стрельбы заградительных батарей, сметающих выпущенные в нас торпеды. Но от энергетических лучей защиты не было.

— Господин Шульц?

— Да, корабль.

— Остальные в безопасности.

— Знаю.

— Мы, в сущности, сделали свое дело. Но отступление, боюсь, невозможно. Подставить им спину означало бы только поторопить свою гибель.

Я стиснул подлокотники капитанского ложемента. При всей готовности умереть за своих девочек меня не обрадовала весть, что другого выбора нет.

Торпеда рванула в непосредственной близости. Мы избежали попадания ядерной боеголовки, но взрывная волна встряхнула корабль и запустила радиационную тревогу.