Гарет Пауэлл - Свет невозможных звезд

От конца моста в здание вел ход сквозь высокую арку. Стены оказались толщиной больше двух метров. Щель в своде над головой указывала, откуда должна была вывалиться железная решетка — может быть, заимствованная из древней истории строителей. Очажники были блестящими техниками. Они создали двадцать плоских миров-тарелок, но при этом хранили прочную память о прошлом. В былые времена они нуждались в бастионах, рвах и прочих оборонительных сооружениях — и призраки древних крепостей сопровождали их в новых проектах. Это позволяло связать их историю с нашей и давало надежду, что со временем мы сумеем постичь их мысли и побуждения.

По ту сторону арки мне открылось низкое помещение, набитое колеблющимися, как трава, скульптурами, — их ржавые стебли шевелились под воображаемым ветерком. Стоило мне коснуться ближайшей пальцем, раздался перестук, словно качнулись бамбуковые колокольчики, и я выругался. Одного такого хватило бы, чтобы навсегда убраться с тарелок. Доберман не ошибся — он и вправду напал на главную жилу. Но за мной по пятам гнались убийцы, и задерживаться было нельзя. Высмотрев выход, я бросился к нему — к трехметровому проему на противоположной стороне. Металлические стебли перезванивались в такт моим шагам, колебания передавались от скульптуры к скульптуре, дальше и дальше. Когда я достиг выхода, вся комната уже наполнилась тонким звоном.

Дверь вывела на новую лестницу. Ноги у меня подгибались, как резиновые, но я остро ощущал, что в эту самую минуту преследователи, может быть, уже разобрались с цифровым замком. Об усталости можно будет подумать после, сейчас же главное было — найти укрытие. Я на четвереньках полз по слишком высоким для меня ступеням, спиралью уходившим к вершине башни.

В лазарете «Тети Жиголо» пахло дезинфекцией и сдобренным яйцами пердежом Ганта. Лягух стоял по ту сторону кровати, его желтая физиономия едва торчала над одеялами.

Засунув в уголок рта корешок лакрицы, он проговорил:

— С виду ничего такого особенного.

Я пропустила его слова мимо ушей. Побывав в Интрузии, я знала, что эта женщина, кем бы она ни была, много значит. Может быть даже, она ключ ко всему происходящему. А мне сейчас требовались ответы на вопросы. Зачем я здесь, куда девался мой отец, что творится с Интрузией и как развалилась Общность?

Новости, поступавшие на наши коммутаторы, были, мягко говоря, чудовищными. По всему небу гибли корабли. Нас усмиряли, как невоспитанных детей, какими мы и были. Все игрушки убрали в коробку.

Меня это не пугало. Я не для того четыре года проторчала в летной школе, чтобы теперь засесть на грунте. После спасения со Второй городской «Тетя Жиголо» стала для меня символом свободы. Корабль, как он ни был стар, оказался мне домом. Домом, какого у меня не было в детстве. И я, черт возьми, не отдам его без боя — даже самой могучей армаде. Я росла старьевщицей, привыкла выживать на краю света. Если надо бежать и прятаться — тоже не задумаюсь. Лишь бы летать и быть свободной — ради этого я готова на все.

— Разбуди ее.

Гант собрал складками свою обвисшую рожу.

— Уверена, принцесса?

— Еще бы не уверена!

— Просто для этого придется по уши накачать ее стимуляторами. Такой шок может и убить.

— Вряд ли у нас есть выбор. И знаешь, Гант?..

— Ну?

— Еще раз обзовешь меня принцессой, я зажарю твои бедрышки в чесночном масле и подам с хрустящим багетом.

Глаза у него от негодующего удивления стали совсем круглыми.

— Да ты долбаная расистка, — выговорил он.

Я открыла рот, чтобы выдать ему на всю катушку, — но успела сдержаться. Опять моим языком завладел Ник.

— Извини, Гант. — Я протерла глаза. — Прошу прощения.

Гант потер себе челюсть лапкой с перепонками цвета египетского папируса. Пахло от него, как из забитого водостока.

— Чего там, — все еще с обидой ответил он. — Ну, так будить мне эту вот или нет?

Я взглянула на фигуру, распростертую на застеленной койке, и заколебалась. Спасибо отцовским воспоминаниям — я знала, кто она и чем так важна. Если умрет, нам совсем беда. Но и пока она без сознания, помощи от нее никакой.

— Думаю, лучше разбудить.

— Тогда постой в сторонке.

Он извлек откуда-то струйный инъектор и прижал его к шее женщины. Я услышала щелчок и шипение, пациентка напряглась. Верхний свет замигал. У нее затрепетали веки. И вот я, не успев опомниться, уже смотрю в усталые серые глаза женщины, состарившейся во времена, когда Общность была совсем юной.

— Вы — София Никитас, основательница Дома Возврата?

Женщина, всматриваясь в мое лицо, ответила:

— Гм, это может оказаться правдой.

— Может оказаться?

— Я пока не знаю даже, где я, — сказала она.

— Вы на добром корабле «Тетя Жиголо», — объяснила я, скрестив руки на груди. — Нас захватило сотрясение реальности, и после него мы нашли вас. Вас вынесло на одну из тарелок.

— То есть я опять во вселенной? — Она подняла узловатую кисть. — Ты мне не поможешь?

Я бережно приподняла и усадила ее. С трудом верилось, что пару веков назад этот иссохший мешок костей чуть ли не в одиночку создал организацию, оседлавшую теперь всю Общность.

— А число какое? — спросила она.

— Двадцать четвертое декабря.

— Какого года?

— Двести двадцать пятого Эс О.

— Эс О?

— Стандартное время Общности.

— О господи… А по старому календарю ты, надо полагать, не знаешь?

— По какому старому?

— Не важно, — вздохнула София. — И так вижу, что много лет прошло.

Она спустила ноги с койки и села на краю, пробуя палубу пальцами.

В летной школе нам рассказывали, что Софию, основавшую Дом Возврата, предали и вытеснили из ее же организации, после чего она пропала. Кто-то предполагал, что она с экспедицией скакунов отправилась к Андромеде, другие — что она ушла в Интрузию в поисках лучших миров, третьи — что затерялась в беззвездной тьме между рукавами галактики в поисках вечного одиночества. Как видно, правы были те, кто говорил об Интрузии.

— Мы вас помним, — сказала я. — Дом Возврата до сих пор существует.

— Да что ты?

— Ну, существовал до недавнего времени.

— А что случилось потом?

— Кто-то раскопал старый флот очажников, и они отобрали у нас корабли — по всей Общности.

— А… — София покрутила головой; позвонки затрещали, как попкорн в духовке. — Тогда мне, пожалуй, пора было вернуться.

Она, хмурясь, взглянула на меня. Я догадывалась, что от стимуляторов у нее немножко мутилось в голове.

— Ты кажешься мне знакомой.

— Мы уже встречались во время вторичного толчка.

— Встречались?

— Вы были тогда в Интрузии с моим отцом Ником Мориарти.

— А, да, — вспомнила она, и ее брови совсем сошлись. — Ты… Корделия?