Гарет Пауэлл - Свет невозможных звезд

В рубке выругалась капитан Констанц. Сказать по чести, я готова была ее поддержать. Ближайшие к Интрузии тарелки — обе индустриальные — пришли в движение. Я и не подозревала, что они на такое способны. Но этот сюрприз был ничем по сравнению со следующим.

За несколько секунд две необитаемые тарелки сжались до четверти прежней величины, разбросав излишек массы тончайшей мономолекулярной сетью километровой длины с утяжелением на концах. А затем, приблизившись к средоточию бушевавшей битвы, они стали раскручиваться. Волокна натянулись, и невинные с виду небесные объекты вдруг превратились в ветряные мельницы смерти. Мономолекулярное волокно резало все, к чему прикасалось. От него не было защиты — тонкое и прочное, оно наравне проницало драконов и корабли-кинжалы. Ломти и обрезки падали в темноту, а по расчищенному вращающимися тарелками коридору уже следовали другие.

Драконы, как и остатки Кинжального флота, пришли было в замешательство, но их взаимное стремление убивать было столь сильным, что строй тарелок отвлек противников лишь на минуту.

— Ты что делаешь?

Изображение Корделии улыбнулось.

— Тарелки способны защитить себя, но не против такой мощи.

— И ты их уводишь?

— Приходится. Я думала, что мы в силах сражаться, но враг слишком могуч.

— И куда же вы теперь?

— Я уведу их в Интрузию.

— Что ты мне голову морочишь!

Она пожала плечами:

— Для того меня и родили. Теперь мне это ясно.

— Это не значит, что у тебя нет выбора.

— А разве есть? Куда еще они не смогут за нами последовать?

Она прервала связь, и мне осталось только бессильно наблюдать, как двадцать тарелок набирают скорость, с величественной легкостью уходя сквозь дырявую скорлупу сражения, пронзая шипами всякого, кто рискнул приблизиться к внешнему краю их строя.

Оконкво ушел на корму — помочь Ноду и отпрыскам с распечаткой нового боезапаса. Я провожала его взглядом, не зная, увижу ли снова.

Рядом со мной в рубке «Злой Собаки» прозвучал голос Софии:

— Получилось.

Я с усилием вернула взгляд к экранам.

— Вы так и задумывали?

— Я работала над этим планом десятилетиями.

— Не хотите сказать, что будет дальше?

Старуха посмотрела на закрывшийся люк и улыбнулась так, что я взбесилась.

— Оконкво тебе по душе?

— Что?

Меня сбила резкая перемена темы. Люси, пристегнутая к креслу на дальнем конце рубки, тоже выглядела удивленной.

— Не стесняйся, — сказала моя прапрабабка. — Я же вижу, как ты на него смотришь.

Я с сомнением покачала головой.

— Даже если и так, что говорить об этом сейчас? — Я обвела рукой хаос на экранах.

Мне показалось, что у Софии заблестели глаза.

— А ты из крепких, знаешь ли.

Снаружи взорвался пламенем корабль-кинжал, погубив вместе с собой двух терзавших его спину драконов.

— Мы в любой момент можем умереть, — напомнила я.

— А ты как-то способна этому помешать?

Я задумалась.

— Корабль сейчас действует практически самостоятельно.

— Тогда побалуй меня беседой.

Я проследила взглядом падение подбитого дракона, бьющегося в тщетном усилии спастись. «Злая Собака» заложила вираж на правый борт и разнесла торпедами клубок зверей, напавших на отстающую тарелку.

— По-моему, — сказала я, — он мне просто кого-то напоминает.

— Кого-то близкого?

— Сложно ответить.

— Но тебе кажется, что ты знаешь его много лет, хотя вы познакомились совсем недавно?

Нас снова бросило на ремни — корабль опять менял курс, уклоняясь от шальных снарядов.

— Откуда вы знаете?

— Я давно живу.

— И я тоже, — вставила, болтая пятками, Люси. Я предпочла ее не услышать.

— Не знаю, в чем дело, — призналась я. — Поначалу он меня адски раздражал.

— А теперь?

— Теперь да, вы правы, кажется, будто я знакома с ним много лет.

— Может, и была знакома, — сказала София. — В другом времени или в другой жизни. Или даже в предыдущем цикле вселенной.

— Вы серьезно?

— Бывают и более странные дела. — Она не шутила. — Можешь мне поверить.

Фейерверком полыхнул ядерный взрыв. Передние экраны затемнились, спасая наши глаза, а осколки градом застучали по корпусу.

— Что там? — спросила я.

София склонила голову набок.

— По ту сторону Интрузии?

— Да. Мы вряд ли выживем, так почему бы не сказать?

Старая женщина взялась за подбородок. Глаза ее тревожно блестели.

— Там… иначе.

— Куда она ведет?

— Отсюда, — улыбнулась София.

— Но…

Все вверх дном.

Мы не успеваем печатать торпеды для Несносной Псины.

Пушечные снаряды вытекают, как вода.

Еле держимся.

Сырье кончается.

Скоро придется скармливать принтерам мебель.

Превращать в сырье все, что не приколочено.

Печатать снаряды.

Заряжать торпедные аппараты.

Нет отдыха.

Оконкво помогает.

Оконкво хорош в трудную минуту.

Спокоен.

Знает свое дело.

Не то что некоторые двуногие.

Мне потом еще чинить побитый корпус.

Всегда работать.

Объяснил потомкам.

Всегда работаем, потом отдыхаем.

Иногда работаем, потом умираем.

Но волноваться не надо. Ничто не пропадает совсем. Все в конце возвращается к Мировому Древу.

Все кузены на флоте Остроконечной смерти.

Пропадали пять тысяч лет.

Теперь вернулись.

Вернулись и ворчат.

Слишком долго не видели Мирового Древа.

Слишком долго просидели в кармане вселенной.

Без связи.

Без корней.

Понятно, что злятся.

Мне достаточно было объяснить им положение дел. Их держали в технических отсеках. Без доступа вовне. Они не знали, что делают их корабли. Как только я им сказал, они предложили покалечить флот.

Сейчас многие гибнут на своих кораблях.

Души летят к Мировому Древу.

Не пропадают.

Не умирают совсем.

Все возвращается.

Как времена года.

Как погода.

День и ночь.

Свет и тьма.

Порядок и хаос.

Но если победят чистильщики, Мировое Древо под угрозой.

Если упадет Мировое Древо, кто знает, что будет.

Мировое Древо было всегда.

Должно всегда быть.

Убеждаю кузенов сражаться с чудовищами.

Помогаю Тревожной Собаке сражаться.

Делаю снаряды.

Заряжаю торпеды.

Судьба остальных решается тем, успею ли я.

Сколько сделаю торпед.

Усердно ли работаю.

Всегда работаю.

Отдыха нет.

Нет отдыха до победы.

Победа или смерть.

Я оказалась в неподвижном окне циклона, в затишье, вокруг которого двигались тарелки. Они плясали по моей воле. Их древний хор вел спокойную, уверенную музыку сфер — размеренный, царственный гимн, без слов говоривший о великом океане пространства и времени, о потерях, боли и надежде.