Александр Башибузук - Каторжанин [litres]

Немедленно появилось настоятельное желание вздернуть урода, но некоторые обстоятельства заставили меня передумать. Дубина оказался израненным, а точнее, исколотым штыками – как позже выяснилось, надзиратель в одиночку лично оборонял тюрьму и долго не допускал в нее японцев, а когда закончились патроны, пошел врукопашную. Сражался свирепо, даже японцы впечатлились его храбростью и оставили в живых.

– Все пулял из окошек, – докладывала очевидица, та самая старушка из хора. – Матюгался, страсть. Кричал, что вертел японов на… ну вы поняли, вашбродь, на чем вертел. А потом… с саблей как выскочит! Дале что было, не знаю, попрятались мы…

Я кивнул женщине и вошел в камеру. Дубина лежал на нарах, весь завернутый в бинты, как египетская мумия.

Увидев меня, он презрительно скривился и процедил:

– Что, радуешься, каторжная морда? Ну радуйся, радуйся. Я тебя еще на том свете достану…

Я немного постоял с ним рядом, после чего тихо сказал:

– Дурак ты, Игнат Яковлевич. Ой, дурак…

Вот как теперь его вешать? Да, не спорю, редкостная сволочь, а видишь, как повел себя. Н-да… ладно, пусть живет. Я никогда личное с делом не смешивал. Сначала пусть выздоровеет, а там посмотрим.

После надзирателя я быстро провел блиц-опрос среди узников, в результате чего отряд пополнился тремя с половиной десятками новых бойцов, более-менее боеспособными мужиками, а старики да женщины с детьми единогласно выразили желание следовать с нами хоть к черту на кулички, но подальше от японцев. Из тюремной администрации взял к себе только шестерых, а остальных пока направил на перековку, помогать бабам в хозяйственных делах да работать веслами. Мутный народец, за такими глаз да глаз нужен.

Но с ними не обошлось без эксцессов. Неожиданно взбрыкнул молодой, но уже с хорошо просматривающейся проплешиной на голове чиновник судебного ведомства.

– Кто вы такой, – бурно возмутился он, – чтобы я вам подчинялся? С какой стати вы командуете?

– Любич Александр Христианович. – Я едва сдержался, чтобы не дать ему в морду. – С кем имею честь?

– Бальц Рудольф Алексеевич! – гордо представился чиновник. – Коллежский асессор, секретарь судебной комиссии! И я не собираюсь вам подчиняться. Тоже мне, удумали… в хозобслугу.

– Не хотите? Хорошо. Тогда встанете в строй. – Я обернулся к Серьге: – Семен Потапович, выдайте бойцу штык.

– Какой штык? Зачем штык? – Бальц вытаращил на меня глаза.

– Штык – это оружие, – пояснил чиновнику Стерлигов, не скрывая улыбки. – Не пойдете же вы в атаку с голыми руками? А винтовку добудете в бою.

– Но я же… – Бальц растерянно замялся. – Я же никогда не воевал… и вообще… боевые действия уже закончились.

Возиться с ним мне вдруг резко надоело.

– Ты как попал в плен? Отвечать!

– Сдался… – проблеял Бальц. – Вместе со всеми.

Я подтолкнул его к камере, где лежал Дубина.

– Скажи, почему этот человек не сдался? Что помешало тебе поступить, как он?

– Но…

– Считаешь себя особенным? – Я взял его за воротник и притянул к себе.

– Не…

– Так в чем дело? Боишься воевать? Страшно? Отвечать, гад! Или считаешь, что здесь хозяева японцы?

Бальц вместо ответа бурно разрыдался.

– Тьфу. – Я оттолкнул его от себя, а потом тщательно вытер платком руки. – Заприте его в камеру обратно, пусть сидит и ждет своих хозяев…

Больше никаких возражений от судейских не последовало. Я отдал еще несколько распоряжений, после чего вернулся в трактир, который, по уже сложившейся традиции, отвел себе под штаб-квартиру.

Там меня встретил Свиньин и подвел к открытому ящику, на котором ранее сидел японский капитан.

– Смотрите, что я нашел, Александр Христианович. – Интендант показал на толстые пачки японских купюр. – Здесь пятьдесят пять тысяч иен, десять тысяч рублей и пять тысяч долларов. Могу предположить, что этот капитан – из армейской финансовой службы, развозил жалованье по частям. И прибыл в Дербинское уже после того, как местный гарнизон отправился нам навстречу. Но для чего рубли и доллары, увы, не знаю.

– Так давайте поинтересуемся у него самого. Наумов, куда ты определил пленного? Показывай…

Урядник провел нас к чулану под лестницей на второй этаж, снял навесной замок и открыл дверь.

– Вот он, тута.

Японец неловко встал с табурета и опять изобразил поклон.

– Еще хмельной, – ухмыльнулся казак. – Прикажете отрезвить?

Но ответить ему я не успел. Капитан вдруг неуловимо быстрым движением скользнул вперед, коротко ударил урядника в кадык, а следующим ударом, но уже ногой, отправил в нокаут часового. Свиньин попытался схватить японца, но тут же кубарем полетел в угол, а капитан, уже с его саблей, кинулся на меня.

Первый удар рассек ремешок кобуры маузера на груди – спасло только то, что, как только началась кутерьма, я интуитивно успел отпрянуть назад. От второго я ушел броском в сторону, но капитан все-таки успел чиркнуть клинком меня сзади по плечу. Несмотря на полноту, двигался он стремительно и быстро загнал меня в угол.

Спас один из казаков – заскочив в коридор, он отвлек на себя японца. Спас ценой своей жизни – капитан скупо рубанул его по ключице, убив с первого же удара. Потом опять кинулся на меня, но я уже успел выхватить шашку из ножен. По какой-то счастливой случайности я взял ее с собой, так как отправился в Дербинское верхом.

Скрежетнули клинки, я отбил удар, а потом прямым выпадом ткнул японца в лицо. Не достал, но все-таки заставил отпрянуть. Капитан отскочил, но тут же атаковал снова, ловко изобразив, что будет бить с левого плеча, тогда как рубанул с правого. Незнакомая манера боя слегка запутывала, но удар удалось отразить без особого труда, впрочем, ответные японец тоже успешно парировал.

Все эти сказочки о преимуществе кендзюцу над европейскими стилями не имеют под собой никаких оснований. Да, школы абсолютно разные по философии, но в техническом плане очень схожи, хотя в ассортименте и оригинальности приемов та же дестреза все-таки богаче. Правда, на мастерском уровне это преимущество нивелируется. Важен не стиль, а умение владеть мечом. А японец был мастером с большой буквы – это я понял сразу.

Понял и он, что столкнулся явно не с рядовым противником. Одобрительно кивнул и разразился целой серией молниеносных ударов, даже слегка потеснив меня. Дело осложняло еще и то, что рубились мы в коридоре и были стеснены в маневрировании, да и само тело штабс-ротмистра отчаянно бастовало, здорово убавляя мне скорости. Отсутствие гарды на шашке тоже заставляло осторожничать, так как любой соскользнувший по клинку удар мог поставить точку в схватке.

«Тренироваться надо… – зло ругал я себя. – Еще не хватало, чтобы разные макаки гоняли, словно какого-нибудь щенка первого года обучения…»