Семён Афанасьев - Не та профессия-3 [СИ]

— А если бы эти местные сообразили организоваться и сопротивлялись бы? — не унимается в скептицизме Вальтер.

— «Карусель», — пожимаю плечами. — Их бы постреляли из луков с расстояния. Вернее, даже не из луков, а из тех ружей, которые прихвачены из закромов наместника Юсуфа. Просто Алтынай приняла волевое решение их не светить до поры, от греха подальше.

— Вы и их захватили? — мгновенно возбуждается уоррент. — На сколько человек хватит? Это ничем не чревато?

— Немного. Полтора десятка. Насчёт чревато — уж не более, чем провинцию откалывать. И там имелись формальные основания: во-первых, провинция Юсуфа относится к внутренним, внешних границ у них нет. Во-вторых, всё новое снаряжение они получили не иначе как по знакомству, потому что тупо свалили всё в арсенал и никак не использовали. В-третьих, на вопрос, кто умеет обращаться, не ответил никто — они даже использовать новьё не учились и не собирались учиться. Ну Алтынай и сказала, что корове боевое седло ни к чему. Оставила расписку, засвидетельствованную казначеем, и всё интересное выгребла себе. «По праву родственной крови». Никто и не возражал особо.

— У этих винтовок же запас зарядов — слабое место, — задумчиво размышляет Вальтер, как будто имея касательство к каким-то далеко идущим планам. — Как эту вашу орду тренировать?

— Не слабое. Юсуф был на хорошем счету у Столицы, ему немало отсыпали лишку. В том числе, по припасу… А Алтынай выгребла это из арсенала первым делом и подчистую — она уже оценила, как оно работает. Мы скотокрадов когда ловили, пришлось пострелять. Ну что, пошли к нашим?

Нас, по просьбе уоррента, разместили на возвышенности, с которой можно было обозревать всё происходящее: Вальтер без меня мог чего-то не понять, а приставлять к нему других смысла не было, так как языковой барьер.

Какое-то время занимает сбор и упаковка «наших» же трофеев: у меня есть дублированный перечень от Вальтера. Как ни странно, всё оказывается на месте, за исключением ни на что не влияющих мелочей.

Алтынай, явно скучающая без дела, не отходит от меня ни на шаг, старательно выясняя назначение каждой железки.

Повозки, на который местные «рикши» везли груз, стоят тут же. В отличие от аборигенов, у нас есть лошади (включая заводных), на которых распределяется груз.

_________

— Когда пойдём смотреть корабль? — спрашиваю Алтынай уже в нашем лагере, после схлынувшей суматохи.

Кажется, мы оба так устали от избытка общения за последнее время, что запахиваем полог, оказавшись внутри, не сговариваясь. После чего переглядываемся и смеёмся.

— Надо бы завтра, — твёрдо отвечает она, хотя и делает для этого над собой усилие.

— Уверена? — с сомнением гляжу на неё. — На тебе лица нет. Такое впечатление, что последние дни дались тебе не особо легко.

— Видимо, климат, — она как-то по-взрослому трёт лицо обеими руками. — Плюс одна регулярная проблема.

В этом месте я прикусываю язык, потому что мог бы и сам сообразить.

— Сегодня празднуем, — напоминает она об обязательном ритуале, предусматривающем непременное отмечание всего значимого. — Иначе люди просто не поймут: напрягались, рисковали, и никакого тоя. А вот завтра с утра сразу на корабль. Ты уверен, что с его передачей мне не возникнет никаких проблем?

— Уверен, — улыбаюсь. — На этот счёт распорядилась чуть ли не тамошняя ханша лично. Вернее, человек, имеющий право говорить от её имени, посоветовавшись предварительно с ней. Никто не будет ссориться с правительницей Орды, на которую возлагают определённые планы, из-за такой мелочи.

— Вот это — ещё одно, что заставляет меня нервничать, — Алтынай заканчивает сгибаться и разгибаться в разные стороны, растягивая мышцы, и садится, скрестив ноги, посередине кошмы. Затем хлопает ладонью рядом с собой.

Приземляюсь рядом.

— Смотри. До этого момента, я думала только о своём народе и о себе. Ещё, конечно, чиновники всякие, соседи типа пашто, но это не выходит за пределы обыденности Султаната. Сейчас же получается, что через тебя у меня возникают отношения с другими государствами. — Алтынай задумчиво смотрит на меня, затем укладывается головой мне на колено. — Я бы сама, без тебя, с этими людьми и не захотела бы, и не стала бы общаться. Опасаюсь, что что-то пойдёт не так и это может повредить тебе. Из-за меня.

— Успокаивайся. Вот уж кому-кому, а тебе точно волноваться не о чем, — подчиняясь её давлению, беру её за руку и разминаю ей ладонь, вызывая сонливость. — У тебя нет обязательств перед тем государством. Мы просто хорошие и близкие друзья с кое-кем оттуда. Ну, считай, родственники, если мерками твоего народа. Всё, что я был должен, как солдат, я давно отдал, ещё и не по одному разу. Считай, просто помогаем по мере сил старой родне.

Последние слова падают в пустоту, потому что Алтынай уже спит.

Укрывать в этом климате никого не надо, потому просто прикрываю за собой полог и выхожу наружу.

Где меня (видимо, нахватавшись от Вальтера), подхватывает под руку Разия и увлекает на другой конец стоянки, туда, где обособлено стоят пашто.

********************

В объединённом отряде особых секретов друг от друга не было. Да у кочевников вообще секретов, можно сказать, друг от друга не бывает. Можно было бы ещё подумать о недоговорках между туркан и пашто, но последнее время даже об этом речь не шла. Кстати, полтора десятка пашто в этот раз участвовали в походе в составе туркан, поскольку Актар приставил их в качестве сопровождения к Разие (с которой они теперь считались роднёй).

Все знали, что у Атарбая где-то далеко были знакомые. Эти друзья прислали оружие, которое надо было забрать, считай, в Хинде. По недосмотру моряков, перевозивших груз, всё попало в руки местных.

За бойцов жителей Хинда не держали ни пашто, ни туркан. Благо, и те, и другие в прошлом своих народов имели многовековой опыт походов на эти земли (о походах этих и сейчас пересказываются предания).

Дочь Хана, с подсказками Атарбая, достаточно легко вернула ящики себе, что тоже было вполне предсказуемо (ну не считать же аборигенов Хинда, которых столько веков гоняли и пуштуны, и туркан, за серьёзную силу…).

Положенный по случаю удачи той справили в этот же вечер на удалённой от местных стоянке, до которой пешему добраться непросто.

Сама дочь Хана, видимо, вымоталась сверх меры, потому удалилась в шатёр и легла спать.

Атарбай же с персиянкой — новой родственницей Актара — вынырнули откуда-то из-за шатров, чтоб всех огорошить:

— Они убили местных, — палец персиянки упёрся в тот костёр, за которым сидели пуштуны. — Вопреки приказу, они убили местных.

Разия говорила на фарси, потому некоторые туркан тут же зашептали по-своему, переводя товарищам, не понимающим языка.