Семён Афанасьев - Не та профессия-3 [СИ]

Казначей и аудитор в душ е поразились тому, что Юсуф в итоге был оставлен в живых (хотя и не показали никак этого внешне).

Его нрав они знали не понаслышке и не сильно удивились его прямой конфронтации с дочерью Хана. Это как раз было самым предсказуемым из всего происшедшего.

Равно как не были удивлены они и последующими событиями. Девочка, которая позвала их на аудит своей провинции, была по совместительству дочерью Хана Степи (именно так, с большой буквы). Вполне естественно, что какие-то свои ресурсы у неё имелись. Было бы глупо полагать, что молодая, незамужняя и достаточно симпатичная (чего скрывать) дочь народа Степи будет путешествовать по землям пуштунов туда-обратно, не озаботившись о собственной безопасности. Как впоследствии выяснилось, и пашто среди её сопровождающих тоже были. Дикий юго-восточный народ выходцам из Метрополии был неинтересен и непонятен, но его бойцовские качества со счетов никто никогда и не сбрасывал. Это не относительно спокойные оседлые фарси, философски воспринимающие почти любую власть и идущие, куда укажут.

Окончательной песчинкой, перевернувшей чаши весов, стал невесть каким образом забредший в город целый сотник одного из «красных» полков. Этот не просто выполнил свой долг, а вообще немало поспособствовал скорейшему разрешению ситуации в пользу девочки.

А самое интересное, что для рапорта в Столицу ситуация в городе не изменилась ни на ноготь и за рамки приличий никак не вышла.

Наместник провинции остался тот же самый. Ни власть его, ни аппарат умалены не были никак.

То, что ему на площади что-то там прилюдно отстригли, могло являться сильным огорчением лично для него, но никак не для Султана и не для Столицы (по целому ряду причин, о которых не стоит лишний раз говорить вслух). Поскольку «рабочие» способности Наместника остались без изменений — руки, ноги, язык и голова были на месте.

Казнённые же полусотники городской стражи, во-первых, были никак не фигурами для доклада в Столицу (не тот уровень). Во-вторых, дело проходило по разряду оскорбления Престола (в лице членов Семьи); и защищать казнённых постфактум было равносильно тому самому преступлению против Престола.

Ну или как решит конкретный судья, но вступаться за уже мёртвых перед лицом закона было просто некому.

А трактовка событий всегда принадлежит победителям, в данном случае — девочке.

Удивительно, но больше никого в городе и не тронули, если не считать часть стражи, посечённой стрелами в момент выяснения отношений (не насмерть). Потому тут тоже всё было без претензий, поскольку осталось в рамках выяснения отношений между аристократами конкретной местности.

Оставался, правда, ещё городской судья, но Городу его вполне мог заменить Совет кадиев (что и случилось). Фигура судьи Столицу не интересует от слова «вообще». Это, если можно так сказать, вспомогательная функция, нужная исключительно для местных; «наверху» неинтересная.

Именно об этом, неспешно покачиваясь в сёдлах, и беседовали два старика последние несколько часов.

— Почтенный Хамид, а ведь девочка оказалась не слабее Юсуфа в интриге! Не так ли? — со смешком заметил аудитор, направляя своего коня в обход небольшого оползня на дороге (который кочевники преодолевали вскачь, заставляя своих коей перепрыгивать «барьер». Но аудитор был слишком стар для подобных выходок).

— Сам удивлён, как в течение каких-то нескольких часов всё и закрутилось, и разрешилось, — согласно покивал в ответ казначей, направляя своего коня следом (он-то как раз мог перескочить завал и поверху, но не стал напоминать лишний раз товарищу о возрасте). — Хотя, общаясь с Наместником лично в течение достаточно долгого времени, не могу не отметить: он силён во всём, кроме обращения с женским полом. Знаешь, Селим, я думал, что он свернёт себе шею ещё тогда, с Лейлой-ханум..

— Тс-с-с-с-с! Без имён, — укоризненно покачал головой товарищ. — Я прекрасно понимаю и так. Более того, сам ожидал в тот момент того же самого. Мне тоже было не понятно, отчего Светлейший поступил тогда необъяснимо мягко. Когда оказалась задетой честь его родни, причём достаточно близкой.

— Ну, Юсуф её в жёны в итоге же взял, — задумчиво протянул казначей. — Видимо, всё же поэтому. К тому вдобавок, нанесённого ей чисто физически ущерба было уже не исправить, потому пусть лучше у «порченой» родственницы будет живой муж. Чем…

— … мёртвый преступник, — завершил мысль товарища аудитор, согласно кивая. — Знаешь, а ведь нарушение правил сходит с рук не каждый раз. Я ещё тогда подумал, что это всё может когда-нибудь плохо закончиться.

— К сожалению, властные мужи часто смешивают приязнь народа в свой адрес, как к чиновникам, с преклонением перед ними, как перед людьми, — уронил Хамид. — Когда пытаешься завоёвывать женщину, на авторитет Правителя рассчитывать не приходится.

— Угу… Особенно когда эта женщина не ниже тебя рангом и возможностями превосходит, — Селиму было легко и приятно беседовать со старым другом, поскольку в этом захолустье людей их возраста, происходящих к тому же из Столицы, больше не было. — Впрочем девочке повезло, что она встретила этого сотника. Возможно, без него всё не было бы настолько … м-м-м… ярко на площади.

— Вот тут не уверен, — не согласился казначей. — Начать с того, что городская стража — сброд. Подходящий лишь для того, чтоб трясти лавочников на рынке. Как только запахло горячим, они куда-то сразу растеряли весь свой пыл и воинственность.

— Ты немного не в курсе. Почти половина стражников, которые пуштуны, отказались участвовать в междоусобице туркан и туркан. Они так и сказали: туркан потом между собой помирятся. А виноватыми, прими сейчас какую-то сторону, станут пашто.

— Даже не могу их осуждать за такую предусмотрительность! — весело хохотнул Хамид-казначей. — Они, конечно, не понимают во всех различиях между нашими народами… ведь не все туркан друг другу товарищи…

— Тс-с-с-с! — теперь уже Селим жестом остановил собеседника. — Я-то согласен. Где-то в глубине души… но вслух ты всё же воздержись. Пашто действительно поступили мудро, причём на два или три шага вперёд. Кстати, этот сотник и с ними вон общий язык быстро нашёл.

— Дикари потому что, — как о чём-то само собой разумеющемся, пожал плечами Хамид. — И он, и они постоянно льют кровь, презрительно относятся к чужим жизням и привыкли клинок считать лучшим аргументом в любых разногласиях.

— Нашей городской страже близость подобных взглядов что-то не сильно помогла, — засмеялся аудитор. — Кстати, а ты заметил, что сотник с девочкой говорят на одном языке, как будто из одной местности?