Семён Афанасьев - Не та профессия-3 [СИ]

— Ты просто не силён в исламе, мой друг, — по примеру Алтынай, свешиваюсь с седла, чтоб отвесить хлопок по плечу товарища.

Даже ухитрившись не свалиться при этом. Под удивлённо-одобрительное присвистывание Алтынай.

— И ты не силён в его казуистике, — продолжаю корректировать направление мыслей Актара, поскольку в своём занудном состоянии он очень тяжёл для общения.

— А я сейчас про ислам и говорю, — чуть удивляется он.

— Ну тогда ответь. В каких случаях употребление хамр [1] Хамр (араб. خمر) — алкогольные напитки (пиво, вино, водка и т. д.), запрещены в Исламе. и харам не несёт в себе греха для вкусившего их правоверного?

— А правда, в каких? — Алтынай с любопытством тоже упирается взглядом в Актара.

— На ходу не готов ответить, — сердито ворчит пуштун. — Надо подумать.

— Не надо думать, нам Атарбай сейчас всё расскажет, — Алтынай впечатывает ладонь в моё плечо, гораздо легче меня повторяя фокус со свисанием с лошади.

— Допустим, ты на далёком севере упал в ледяную воду. Как-то ухитрился выбраться, но вокруг мороз. И тебе надо восстановить силы. — Выдаю давно набившую оскомину заготовку из другого мира (справедливую и здесь). — Из еды у тебя, ну, допустим, свинина, либо ишак, либо собака.

— Собака и свинина ладно, но откуда на севере ишаки? — заливисто ржёт Алтынай. — Их уже даже в больших лесах севернее нашей Степи не водится!

— Хорошо. Пусть будет только собачатина либо свинина, — покладисто соглашаюсь. — Ещё есть крепкое хмельное питьё, согревающее изнутри и восстанавливающее отнятые холодом силы. Если не употребить его — умрёшь.

Алтынай бы поняла, скажи я и сложнее; но как передать понятие углеводов Актару, я не знаю.

— Для спасения жизни, видимо, будет допустимо, — раскалывает религиозный ребус через несколько минут Актар, выходя из состояния глубокой задумчивости.

— Могу назвать хадисы, которые говорят, что таки да, допустимо, — смеюсь. — И даже более того. Если ты в тюрьме, и тебя под страхом смерти либо увечья понуждают употреблять харам либо хамр , это тоже не ляжет грехом на твою душу.

— А ведь да! — тут же воодушевляется Актар, воодушевлённо пускаясь обдумывать свежую идею. — Похоже, что ты прав…

Алтынай тихо смеётся сбоку, поскольку тема для нас с ней не новая, а вид у нашего пуштунского товарища более чем потешный.

— Это прямо вытекает из … — следующие несколько минут просвещаю Актара, доступ к книгам у которого был весьма ограничен. — Не надо ломать голову. Всё уже давно сказано до нас.

— Справедливости ради, ты сейчас оговорил только лишь дозволенные исключения, — резюмирует Актар. — Каким образом это всё связано с менталистом? И с его использованием? — добавляет он уже тише.

— Да, каким образом это облегчает Актару использовании Разии? Для выявления приспешников Нурислана? — вторит рефреном Алтаный.

— Если предположить, что жизнь и безопасность рода могут зависеть от её работы либо неработы… дальше продолжайте сами, — пожимаю плечами. — С моей точки зрения, это — тот случай, где точка зрения во многом зависит исключительно от конкретной правовой школы. А у пашто всё всегда было в порядке с гибкостью мышления.

— Ты о чём сейчас? — не поспевает за моей мыслью задумавшийся Актар.

— Назови четыре суннитских масхаба?

— Э-э-э, это зачем ещё? — настораживается пашто.

— Актар, просто назови, — тихонько смеётся Алтынай, стараясь, чтоб этого не было видно никому другому. — Тебя за это никто не покусает.

— Так их больше, чем четыре, — озадаченно таращится на нас Актар. — По какому признаку выбирать эту четвёрку?

А я мысленно хлопаю себя по лбу: даже там, тот же Захиритский масхаб ещё существовал и после пятнадцатого века. Четвёрка из девяти осталась значительно позже.

Актар, в силу специфического взгляда на вещи, вполне может учитывать и исчезнувшие впоследствии школы.

— Давай тогда ограничимся ханафитским, ханбалитским, маликитским и шафиитским масхабами, — обозначаю те школы, которые помню оттуда . — Вот скажи мне, друг Актар, что каждый из них говорит об употреблении в пищу, скажем, мяса лошади?

— У нас, ханафитов, это макрух [2] Макрух (араб. مكروه‎) — действия, которые шариат признает нежелательным (танзих) или запретным (тахрими). Макрух делится на макрух ат-тахрим и макрух ат-танзих. Совершение макрух ат-тахрима запрещено и является грехом, а совершение макрух ат-танзиха грехом не является. . — Твёрдо отвечает Актар. — Об остальных не знаю.

— А между тем, у маликитов лошадь уже не макрух , а вообще харам , — назидательно поднимаю указательный палец. — А у шафиитов и ханбалитов — напротив, халал. Причём нашей дорогой Алтынай принадлежность к общему с тобой ханафитскому масхабу не мешает и любить конину, и считать её самым вкусным мясом на столе. Правда, Алтынай?

— Угум, — глухо отзывается та, разгрызая как раз пластинку сыровяленой конины (извлечённую из чересседельного подсумка). — Не мешает!

— Или, скажем, ящерица, — продолжаю мини экскурс, пользуясь преимуществами продуктов информационной эпохи. — В ханафитском масхабе она однозначно харам . Во всех прочих — халал . Правда, занимательно? А ведь никто из них, как по мне, не перестаёт от своей точки зрения быть правоверным.

— Ты сейчас намекаешь на то, что в каких-то трактовках можно найти одобрение и действиям Разии? — после длинной паузы уточняет Актар. — В союзе со мной?

— Точно, — легко киваю. — Не подумай, что сбиваю тебя на душегубительный путь. Просто оценки часто зависят от точки зрения. И если уж такие столпы религии не смогли договориться об обычной ящерице или мясе кобылы, употребляемым в пищу, то и по поводу Разии может существовать прямо противоположное мнение.

— Тем более что Разия — это как клинок в руках правителя, — подключается Алтынай, дожевавшая наконец свой кусок мяса. — Об оружии мало кто из правителей говорит откровенно, говорит правду и не пытается ограничить его у других.

— Я обдумаю всё, что сейчас услышал, — отстранённо отзывается Актар. — Атарбай, а откуда ты знаешь о ящерицах в других масхабах? Приходилось там бывать?

Старик, по старой традиции, аккуратно и косвенными вопросами пытается накопить какую-то критическую сумму информации обо мне.

— Приходилось есть ящериц, Актар, — смеюсь. — В том числе, в компании правоверных из разных масхабов. Присутствующие представители разных школ между собой тогда здорово спорили, а я внимательно их слушал.

— Не врёт, — выносит общий на двоих с Актаром вердикт Алтынай, пристально наблюдающая за мной в этот момент.

— Вижу. Чувствую. — Автоматически роняет Актар, который даже не смотрит на меня во время разговора.