Михаил Тихонов - Отшельники. Клан Заката. Книга первая. Приемыш [СИ]

В какой-то момент, я оказался в полнейшей пустоте. Ни звуков, ни света, ничего…Абсолютное ничто, затягивающее, и растворяющее в себе. Кажется, это состояние длится вечно. Времени нет. Только пустота.

«Плачь!»

Возвращение в обычное состояние, проходит отнюдь не просто. Голова кружится, я едва могу держать равновесие. Тошнит. Во всем теле слабость, а в ушах стоит такой звон, будто кто-то в колокол бьет рядом со всей дури. Перед глазами какие-то кроваво-красные пятна, а из носа стекает теплая струйка крови…

Но все это ерунда, по сравнению с пониманием того, что у меня получилось… Маша, по-прежнему вжимающаяся в мою грудь — плачет. Даже не так, рыдает. Громко, навзрыд, с подвыванием. Под ее лицом кофта дяди Мартына, которую я так и не снял, быстро начинает промокать.

Девушка плачет, и вместе со слезами вытекает наружу, до этого удерживаемая внутри нее, черная тоска, сводившая меня с ума. Не знаю… Наверно, так нельзя, но я чувствую облегчение…

Понимаю, что горе от потери отца, не пройдет никогда. Но сейчас, хотя бы понемногу уходит напряжение… Тело девушки вздрагивает в моих объятиях.

— Поплачь… Легче станет. — Едва шепчу пересохшими и потрескавшимися губами, которые тут же лопаются, орошая кончик языка капельками крови.

Чувствую себя паршиво, но душу греет то, что результат получен. Маша плачет. И мне легче становится. Причем в прямом смысле. Уже и безысходностью не так давит. Прав был отец, слезы-то помогают.

Мда… Если маги испытывают такие приятные ощущения каждый раз, когда пользуются заклинаниями, то, не завидую я им. И, если честно, совсем не хочется магом становиться. Бр-р-р…

Во рту пересохло, как ручей в середине жаркого июля, но, чтобы попить, надо высвободиться из объятий Маши. Ладно, потерплю уж… Пусть…

Нет… Больше я такие эксперименты проводить не буду. С каждым мгновением, мне становится все хуже и хуже. Держусь за счет силы воли, чтобы не грохнуться на пол. Ну, и за Машу заодно. Она хотя бы на скамейке сидит, а не как я, на корточках. И время еще… Будто специально, тянется…

Рыдания девушки понемногу стихают, переходя сначала в плач, а затем и вовсе в редкие всхлипы и периодическое шмыганье носом. Понять, какие она эмоции сейчас испытывает, я просто не в состоянии. Будто выключились способности, и все тут. Но хватка, сжимающая мои ребра, ослабела. Наконец хоть вздохнуть полной грудью получается…

Правда, кровавые мухи перед глазами все еще плавают. Мне бы сейчас той гадости, которой меня Маша поила в прошлый раз. Противная, конечно, но зато помогает, поэтому с горечью я бы смирился.

— Марк, а что дальше? — Маша внезапно отстраняется, отпуская меня, и приземляюсь на задницу, прямо на пол, потеряв равновесие.

Голос девушки звучит тихо, с печалью, но уже нет той обреченности и тьмы, как до этого. И вообще, чудо, что она заговорила наконец-то…

Кстати, а на полу сидеть поудобнее, чем на корточках. Даже голова перестает кружиться. Утерев испарину со лба, и облизав потрескавшиеся губы, поднимаю глаза на девушку. Что дальше… Как будто я знаю… А она смотрит на меня блестящими от слез глазами, и ждет ответа.

— Маш, я не знаю. — Признаюсь сразу и честно.

Губы девушки слегка дрогнули. Все она понимает. И то что я не могу ей ответить на вопрос. Она ведь не про сейчас спрашивает, а вообще… Как ей жить без отца. Одной. Без опеки и защиты. Чего уж там, девушка-сирота, из простолюдинок, да еще и красивая…

Ей ведь, теперь самой как-то придется зарабатывать на жизнь. Мастерская, оставшаяся после дяди Мартына. Нет… Девушка ее не потянет. Можно будет пойти в услужение к кому из дворян, но опять же…

Да и, с ее внешностью, более вероятен иной путь. Тот о котором и думать не хочется. Мда… Не, лучше и думать не стоит о таком. Сразу злиться начинает. Лучше уж в сиротский дом. Только кто ее возьмет туда… Была б из дворян, тогда да. А так… Я хоть и мал годами, но уже знаю, что мир жесток и в нем, сирота не нужна никому. Никому…

Нет. Мне нужна! Сам, конечно, сейчас, не в лучшей ситуации, но и бросить девушку не могу. Просто не могу. Она мой единственный друг. Единственный человек, с которым мне нравится быть рядом. Я найду решение. По любому.

Видимо, пауза слишком долгая, потому что из глаз девушки снова начинают вытекать слезинки. Хотя, может снова переключилась на отца, а не из-за моего молчания. Тем более, вот он, лежит недвижимый.

— Маш… Я правда, не знаю. — С трудом поднимаюсь на ноги. Вроде полегчало, но еще мутит немного. — Пока не знаю. Как-то все… Неожиданно. — Чуть покачиваясь, направляюсь в сторону ведра с водой.

Жажда никуда не делась, даже говорить трудно. Срочно нужно попить. Нет, ну ее эту магическую способность. Так недолго и помереть от перенапряжения. Или кровь в мозгу разольется, и все… Как это называется-то? Не помню… На уроке рассказывали, что бывает такое. Сосуды в голове лопаются, и человек умирает. Не… Не хочу. Определенно.

Быстро утолив жажду, возвращаюсь к Маше. Судя по выражению лица, она вот-вот, снова уйдет в себя, замкнувшись на собственном горе.

— Я пока не знаю, но обязательно что-то придумаю. — Вложив в голос как можно больше уверенности, заглядываю в ее глаза. — Но чуть позже, хорошо? — Пытаюсь ободряюще улыбнуться.

Получается не очень. Все же ситуация не располагает к веселью. Совсем.

— Хорошо, Марик… — Тяжело вздохнув, девушка поднимается со своего места и неуверенно, мелкими шагами, подходит к телу отца, усаживаясь рядом с ним прямо на пол и осторожно прикасаясь к его ледяному закостеневшему лицу дрожащей рукой.

— Маш, это… — Черт, как же тяжело подбирать слова. — Дядю Мартына надо же похоронить. — Последнее слово едва выдавливаю. — А я это… Не знаю даже, как и чего…

Тяжело вздохнув, девушка еще разок проведя по мертвенно-бледному лицу отца пальцами, поднимается на ноги и поворачивается ко мне.

— Я схожу к батюшке Архипу, попробую договориться о заупокойной службе, и… — Голос девушки дрожит, плечи ссутулены, — насчет места на кладбище тоже… — Последнее слово произносит едва слышно, со всхлипом. — Ты побудешь с папой дома? Чтоб ему скучно не было…

— А может сделать чего надо? — Мысль, что мне придется просто сидеть, маясь от безделья, рядом с мертвецом, что-то не очень вдохновляет. — Ну… Пока ты ходишь… — заминаюсь, под тоскливым взглядом девушки. — Или вовсе с тобой схожу?

— Нельзя, чтобы папа один в пустом доме оставался… — Видно, что слова даются ей с трудом. — Душа затоскует. Марк, посиди, пожалуйста. Я быстро обернусь…

Мне ничего не остается, кроме как согласится. Мелькнула мысль, что можно оставить Машу дома, а самому до церкви Единого сбегать. На выселках селились в основном последователи этого учения, пришедшего откуда-то с юга. На Руси в основном Велесу, да Дажьбогу поклоняются, но и к другим верам с уважением относятся. То, что дядя Мартын верил в Единого, я знаю… Он и Машу приучил. Но то их дело.