Сергей Лукьяненко - Семь дней до Мегиддо

Ответил я аккуратно, как мог:

— Опасаюсь. Ты гораздо сильнее, и ты непонятна. Но мы ведь разговариваем, мы не враги.

— Это вопрос?

А почему бы и нет?

— Вопрос.

— Тебя нет в списке врагов. Теперь мой вопрос. Ты хочешь стать Изменённым?

— Нет, — ответил я резко. — Мне нравится быть человеком. Можно ещё вопрос?

— Говори.

— Как вы относитесь к Инсекам? — спросил я неожиданно для самого себя.

Наверное, я ждал, что она скажет «благодарны». Или «недолюбливаем». Или «боимся».

Но стража молчала. Потом сказала:

— Поменяй вопрос.

— Почему?

— Поменяй вопрос. Это плохая игра. Это опасная игра.

Если бы в голосе стражи были эмоции, то сейчас это был бы испуг. У неё даже мелко задрожала кожа на лице.

— Хорошо, — быстро сказал я. — Другой вопрос. Гнезда воюют между собой?

— Вообще или сейчас?

— Вчера, сегодня, сейчас?

— Ни одно Гнездо на Земле не воюет и не воевало с другим Гнездом, — ответила стража. Мне даже показалось, что я услышал облегчение в её голосе.

Я вдруг подумал, что говорю с ребёнком. Пусть вымахавшим выше меня, чудовищной силы и каким-то образом умным не по возрасту. Но всё-таки ребёнком.

— Хорошая была игра, — сказал я мягко. — Спасибо. Мне было интересно говорить с тобой.

— Мне тоже, — ответила стража. — Мы любим играть в игру вопрос за вопрос. Но я никогда не играла с человеком.

Я кивнул. Да, мой странный статус призванного Гнездом сделал меня тем самым посредником между людьми и Изменёнными, о котором мечтал полковник Лихачёв.

Вернулась вторая стража. Не одна — за ней шёл шла жница… нет, не совсем жница. Куда более похожая на человека, чем стража, но глаза у неё были ослепительно-белые, будто слепые, с крошечными как булавочные проколы, чёрными зрачками. Комбинезон тоже белый, но крупночешуйчатый, свободного покроя. И движения совсем человеческие, без дёрганности.

— Я хранитель Гнезда, — сказала Изменённая, останавливаясь передо мной. — Ты призван.

— Призван, — кивнул я, хотя это не было вопросом.

— Матерью или хранителем?

— Хранителем и матерью, — я решил, что это будет правильный ответ.

— Хорошо, значит, они живы, — кивнула хранитель. — Зачем ты пришёл?

— Наше… — меня немного дёрнуло от этого слова, но я опять же подумал, что надо говорить именно так. — Наше Гнездо подверглось нападению. Есть убитые.

Хранитель размышляла.

— Если мать и хранитель живы, то живо и Гнездо. Зачем тебя послали?

Вот тут я ступал на самый тонкий лёд. Дарина без особой дипломатичности велела мне спросить, не замешано ли в атаке это Гнездо. Но что, если хранитель обидится?

— Хранитель ищет виновных, — сказал я. — Она просила узнать, не известно ли вам о каком-либо Гнезде, нападавшем на наше?

Конечно, стража мне уже сказала, что Гнёзда не воюют, но одно дело рядовая стража, а другое — хранитель.

— Ты смягчаешь вопрос, — ответила хранитель. — Но любая вежливость оскорбляет и задающего вопрос, и отвечающего, и посланника.

Я вздохнул.

— Хранитель спросила, не нападало ли ваше Гнездо на нас?

— Если такой вопрос был задан именно нашему Гнезду, — произнесла хранитель, — то это значит лишь одно. Потери были крайне велики, поэтому в нападении заподозрили самых сильных. Полагаю, в живых остались только мать и хранитель.

Меня охватила паника. Я всего лишь задал вопрос, а хранитель уже всё поняла!

Хотя нет. Она недооценила разгром. Вместо матери у Гнезда маленькая куколка, вместо хранителя — жница.

— Мы не нападали, — сказала хранитель. — Моё сочувствие хранителю и матери. Если они не успевают переработать тела, я могу прислать жниц.

Вот тут меня едва не стошнило. Они что, и впрямь жрут своих мертвецов?

— Не надо, — сказал я. — Хранитель сказала, что помощи не требуется. Только ответ.

Хранитель кивнула, как мне показалось — с огорчением.

— Тогда я пойду, — сказал я. — Спасибо за ответы, уважаемая хранитель. Мне надо передать их.

Дождь лил всё сильнее, и я понимал, что, несмотря на ветровку, по пути к метро промокну насквозь. Но лучше уж промокнуть от дождя, чем от собственной крови.

— Хорошо, — сказала хранитель. — Спасибо хранителю за информацию, мы увеличим охрану. Моё сочувствие и тебе, призванный.

Голос её при этом оставался равнодушным. Что ж, я и не напрашивался.

— Да, мне очень жаль Гнездо, — сказал я, натягивая на голову капюшон.

— Речь не о Гнезде. Моё сочувствие тебе, ибо путь призванного печален и недолог.

С этими словами она развернулась и пошла назад.

Стражи стоически мокли под дождём, глядя на меня.

— Вот нафиг мне, а? — сказал я. Похоже, это становилось мой любимой фразой.

И пошёл к метро.

Полицейский пост у Гнезда был на прежнем месте, но обзавёлся прозрачной пластиковой будочкой. Полицейские внутри сидели на скамейке, на крыше будочки стояла видеокамера. Намёк на то, что они тут надолго, был недвусмысленный. Дождь ослабел, но всё-таки стучал по пластиковой крыше, полицейские сидели будто в барабане.

Я прошёл мимо, меня не останавливали. Один полицейский, помоложе, красовался в зеркальных поисковых очках. То ли кристаллики выглядывал на досуге, то ли решил, что так он круче выглядит.

Подойдя к входу в Гнездо я остановился.

Я почувствовал.

Та самая «вибрация», о которой говорила Дарина. Раньше она ощущалась как лёгкий неуют, желание побыстрее пройти мимо. У большого Гнезда в Раменках я её чувствовал очень сильно. Но сейчас…

Словно тихий шум прибоя. Или гул крови в большой морской раковине, которую прижимаешь к уху.

Никакой тревоги звук не вызывал, да и не был он звуком, я точно знал.

Я начал слышать Гнездо!

Да что же случилось? Мне не кололи никакой мутаген, Дарина всего лишь сказала, что я «призван». И этого хватило?

Я вошёл в Гнездо, пытаясь хотя бы разозлиться, чтобы высказать всё жнице прямо в лицо. Получалось плохо. Вибрация Гнезда поневоле успокаивала и расслабляла.

В фойе кое-что изменилось. Исчез лёгкий запах крови. Поискав взглядом тела, я их не нашёл, да и ковры в тех местах исчезли.

— Дарина! — крикнул я.

Звук тонул в мягкости, будто в камере для звукозаписи.

— Жница! Хранитель! Дарина!

Тишина.

Я нервно прошёлся взад-вперёд. Шум Гнезда больше не успокаивал. А что, если враги вернулись? Что им стоило убить одну-единственную жницу, если они положили две сотни мутантов?

— Дарина!

Я начал подниматься по лестнице на второй этаж. Миновал пролёт — и тут навстречу выбежала Дарина.

Вначале мне показалось, что она изменилась. Ну, раз назвалась хранителем — могла же начать мутировать дальше?

Но она просто была в халате. Самом обычном банном халате, длинном, до пят. Волосы и лицо были мокрые.