Юрий Корчевский - Взлет разрешаю! [litres]

Часто бывало, что погода на первом участке, частично в США, хорошая и участок работал, самолеты перегоняли до Нома, затем до Сеймчана. А дальше по трассе непогода и скапливалось в таких случаях до трех сотен самолетов на аэродроме. А потом, как водится, аврал. Пилоты по две проводки за день делали. Уставали, а где усталость, там ошибки, аварии и катастрофы. Жаль было в первую очередь летный состав, а во вторую – само леты. Если в 1941 году и Англия и США присылали по ленд-лизу устаревшие модели, вроде «Харрикейна» или «Томахоука», то затем уже пошли современные разработки, не уступающие немецким.

При неисправностях садились на вынужденную посадку, если везло. На лед реки, на береговую отмель, на любой ровный участок. Эвакуировать потом самолет зачастую не представлялось возможным. За удачу считалось спасение экипажа, особенно зимой. На собачьей упряжке или оленях быстро за сотню – две километров не доберешься. При морозах за сорок – пятьдесят градусов долго человек продержаться не сможет. Так это если установили точку, где находится аварийный самолет.

Зачастую связи не было и самолеты с экипажем исчезали бесследно и навсегда. Хотя были случаи удивительные. Бомбардировщик сел на вынужденную посадку в глухой тайге, на склон сопки. Поломал деревца, сам развалился, фюзеляж от крыльев отдельно, но главное – экипаж уцелел. Штурман в последний момент успел дать радиограмму с указанием координат терпящего бедствие самолета. После аварийной посадки связаться со штабом уже возможности не было, аккумуляторы, как и радиостанция, разбиты. Экипаж из трех человек двинулся к ближайшему населенному пункту, который был в двухстах километрах. Направление определяли по компасу, иначе в тайге заплутаешь. Мороз за пятьдесят, снега много, без лыж ноги проваливались.

Без меховых комбинезонов и унтов на ногах из собачьей шерсти замерзли бы к вечеру. Но шли упорно. Видимо, лимит неприятностей был исчерпан, ибо высланная им навстречу спасательная экспедиция на собачьих упряжках вышла прямо на них. Или собаки учуяли запах человека? Однако на морозе запах нестоек, быстро теряется. Экипаж поморозился сильно – лицо, пальцы рук, но выжил и после госпиталя продолжал летать. Такие случаи единичны и передаются устно, как быль о везунчиках. Павел летчика из этого экипажа знал лично, вместе учились в Иваново.

Кого-то из летного состава работа на перегонке самолетов устраивала. Нет бомбежек, воздушных боев, есть шанс дожить до победы. В основном это люди за сорок, ценившие жизнь, опытные. Кто помоложе, рвался в бой, писал рапорты с просьбой отправить на фронт. У большинства есть опыт боевых действий, награды, знали, на что идут.

Павел тоже написал рапорт. Однако получил резолюцию о допуске медицинской комиссии, которая состоится весной. Во-первых, летчикам положено ее периодически проходить. Самые высокие требования по здоровью к истребителям, у них высокие перегрузки. К личному составу бомбардировщиков требования менее жесткие. И, бывало, истребителей отправляли комиссии на «бомберы». Понятно – после переучивания. Если пилот и эту планку по здоровью не проходил, скажем – после ранения, то его могли перевести в транспортную или связную авиацию. Ниже уже только руководителем полетов на КДП или диспетчером.

Комиссия состоялась уже летом. Природа расцвела – цветы, зелень, как будто и не было жутких морозов и снежных заносов. Другая напасть появилась – тучи комаров, мошки, оводов и слепней. И откуда только бралась эта армия летающих вампиров? Незакрытые одеждой участки тела покусаны, опухли, расчесаны, поскольку укусы зудели. Чего только авиаторы ни предпринимали – разные мази, вплоть до дегтя. От них в казарме запах стоял такой, что глаза слезились. Так что жизнь в Сибири хоть летом, хоть зимой несладкая. Но и плюсы были. В реках рыбы полно. В свободное от службы время любители посидеть с удочкой не упускали такой возможности. Не успеешь забросить крючок с червячком или кусочком жмыха, как поклевка идет. Носили в полковую столовую. Еда разнообразнее стала, повара варили уху, жарили рыбу, солили. Да еще и овощи пошли. Рыбаки рыбу выменивали на лук, редиску.

Комиссию Павел прошел без замечаний. И нога не болела, и хромота прошла. Если бы не шрамы, о ранении забыл бы.

Павел, как и некоторые, снова рапорт написал об отправке на фронт. Да не сухо, в двух словах. Расписал, что хочет поквитаться с немцами за ранение, за погибших сослуживцев. Рапорт рассматривали не только строевые командиры, но совместно с политруками. На них такие рапорты лучше действуют. К некоторому удивлению, рапорту дали ход. Штурман его отговаривал.

– Лето, тепло, даже в случае вынужденной посадки все шансы уцелеть есть. А на фронте – бабушка надвое сказала.

– Немцев бить хочу, не отговаривай.

А потом совпало, то ли провидение распорядилось, а выпало в последний раз перегонять «Дуглас» в варианте торпедоносца. Таких немного было, и поступали они на Балтику или Северный флот.

Перегнали самолет в Киренск, Павел показал подписанный приказ о переводе. В штабе пятого перегонного полка обрадовались.

– Гони до Красноярска. Чего место в транспортнике занимать?

И то верно. Получил другую карту полетную, другого штурмана на один рейс и снова в воздух. На аэродроме садился уже в сумерках. Но город глубоко тыловой и полоса освещена хорошо, сел удачно, зарулил на стоянку, заглушил моторы. В торпедоносном варианте «Дугласов А-20 Бостон» было передано в СССР 643 штуки. Мог нести торпеду в бомбовом отсеке, для этого снимались створки, и торпеда была в полуутопленном в фюзеляже состоянии. Вместо торпеды самолет мог нести две мины типа АМГ, каждая по 500 кг весом.

Торпедоносец выходил на цель, снижался до высоты 25–30 метров и на скорости 300 км/час сбрасывал торпеду на дистанции 600–800 метров до цели. Когда самолет наводился на цель, пилот обстреливал корабль из курсовых пушек, для подавления зенитного огня. Торпедоносец отличался от бомбардировщика наличием штурманской кабины в носу, именно он наводил самолет на цель, отдавая пилоту указания. Когда с 1944 года пошли радиолокационные прицелы, они стали устанавливаться в носу, а штурманская кабина стала располагаться в фюзеляже, перед кабиной воздушного стрелка.

Такой прицел позволял наводить торпедоносец в условиях плохой видимости – ночью, в туман, снегопад.

Торпедоносцами были оснащены девятый гвардейский минно-торпедный полк на Северном флоте, на Балтике 51-й минно-торпедный и 2-й гвардейский, на Черноморском флоте 13-й гвардейский. А 36-й минно-торпедный в ходе военных действий передан с Черноморского флота на Северный.

Кроме «Бостонов», были поставлены по ленд-лизу английские торпедоносцы «Хэмпден», всего 19 самолетов. Но они по характеристикам уступали «Бостонам».