Анна Ветлугина - Свидетели Чистилища [litres]

– Да кто же тогда виновник?!

– Ты ведь знаком с Николаем Захаровичем?

– Эм-м… Ну, живет такой старичок в Могильнике. Бывший учитель. Он еще школу хотел открыть для детей, но не срослось.

– Не срослось… – задумчиво повторил Оскар, подходя к внешней двери «предбанника». – А еще он в последние годы отчаянно ратовал за постепенный выход наружу. Наверняка ты слышал, как он убеждал твоих соседей: пора, дескать, выбираться из нор и закрепляться на поверхности.

– Да это и так всем понятно! Под землей ловить нечего. Ну то есть это нормальным людям понятно, «свидетелей» я в расчет не беру.

– А вот он как раз их в расчет брал. «Свидетели» превратились в силу, которая мешала любым потугам освободиться от подземной жизни. Бороться с ними Николай Захарович никак не мог: не та весовая категория.

Илья остался на своем месте в «предбаннике», мы втроем прошли в кабинет Оскара.

– И что же, – все еще не понимал я, – он решил бороться с нами, коли уж они ему оказались не по зубам?

– Он мечтал о солнце, о полноценной жизни на поверхности. Как и все мы, между прочим. И раз никто не делал попыток выйти из подземного плена…

– Он решил нас выпихнуть!

– Ну да. – Оскар жестом радушного хозяина указал нам на два стула, а сам остался стоять возле полочки с кучей мелочей из прошлой жизни. – Так птица подталкивает подросшего птенца к краю гнезда: опасно, можно разбиться, но без этого риска никто не научится летать. – Босс вздохнул. – Каюсь: я сделал примерно то же самое. Мне пришлось на пару недель покинуть Куровское, и, уезжая, я распорядился прекратить поставки «гуманитарной помощи» в могильники. Конечно же, мы не сговаривались с вашим старичком-учителем, просто так совпало, что и я, и он – мы оба приняли решение в один день. Роковая случайность. Я надеялся, что самые предприимчивые из вас полезут на поверхность в поисках лучшей доли и тем самым протопчут дорожку остальным. Он же надеялся, что население Могильника сбежит наружу от страшной участи.

– Поверить не могу! Уж кто-кто, а Николай-то Захарыч…

– Неподалеку от монастыря есть склад удобрений. Да ты и сам знаешь, Кир, ты мне о нем говорил. Пару раз охрана с проходной видела старичка в тех местах, пару раз его встречали там сталкеры крысоедов. Божена оказалась сообразительной и, когда у вас началась «эпидемия», сделала правильный вывод. Изучила состав на упаковке той гадости, которую Николай Захарович уносил со склада, вычитала в своей книжке, чем можно эту химию нейтрализовать… Вот только спасать людей просто так, безвозмездно – прерогатива бога, а она была всего лишь его скромным служителем. Рассказать всем об отравителе и вылечить сразу всех – это, конечно, мгновенно превратило бы ее в героя, совершившего подвиг. Вот только подвиги со временем забываются, а ей требовалось постоянное подтверждение того, как она важна, ценна и необходима. Поэтому Божена не препятствовала учителю. Но и полностью лишиться паствы было не в ее интересах.

– Она каждый день приходила отмаливать больных!

– И каждый день получала новую порцию восхищения, благодарностей и так далее. Она реально очень многих спасла.

– Но ведь люди все равно умирали!

– Ну, если бы выздоравливали абсолютно все, ее действия обесценились бы. А так – постоянная борьба со смертью, на глазах у несчастных, напуганных жителей; на троих спасенных – один умерший, все очень серьезно и неоднозначно. Еще чуть-чуть – и ее все без исключения твои соседи носили бы на руках и умоляли совершить очередное чудо. Но она не учла того, что воду использовали не только люди – вы же и кур своих поили, и грибную плантацию орошали.

Я замолк, переваривая услышанное. Поняв, что вскоре мы вымрем не от кошмарных язв и рвоты, а тупо от отсутствия еды, она применила противоядие не точечно, не индивидуально, отмаливая заболевших, а просто высыпав порошок в общую трубу. Она и раньше могла это сделать! С самого начала, как только догадалась о причинах «эпидемии» и состряпала антидот! И не было бы этих страшных, ненужных смертей. И ведь еще неизвестно, какая побочка вылезет со временем у тех, кого она таким чудесным образом «вылечила»! Вот ведь тварь!

Оскар и Жора тем временем уже вовсю обсуждали предстоящий День города – что это и с чем его едят.

– «Мишлен», – не особо вслушиваясь в их разговор, пробормотал я. – И патроны с гранатами.

Оба уставились на меня.

– Ну? Продолжай! – потребовал Оскар.

– Нет, сперва скажите, что теперь будет с учителем?

– Кир, сейчас не это важно! – осторожно вмешался брат. – Сейчас другие жизни на кону!

Я отмахнулся:

– Не бывает такого, чтобы одна жизнь была ценнее другой. Мы ведь именно это только что обсуждали, да, Оскар?

У меня не укладывалось в голове. Жил-был старичок. Кстати говоря, не такой уж тихоня – он иногда довольно эмоционально высказывался на собраниях. Ну да все там были эмоциональны – парня, вон, выкидушкой зарезали, а я даже не запомнил, как его звали. Это я человек неконфликтный, предпочитал в сторонке посидеть, еще лучше – в одиночестве, а соседи мои только так зажигали! Так вот: живет себе бывший школьный преподаватель, наблюдает за тем, как медленно загибается… коллектив. Пытается что-то исправить, берется учить детей, да только никому это не нужно. Год за годом он видит одно и то же – вырождение. Деградацию. Обыдление. То есть то, что противно самой природе педагога и просто хорошего человека с душой, болящей за ближнего. За сограждан. За нацию. За все человечество. А потом что-то щелкает в голове этого хорошего человека – и он находит, как ему кажется, панацею от всех бед. Радикальный способ что-то изменить. И потом день за днем на его глазах болеют, страдают и умирают соседи – те, ради кого он, собственно, и старался. Каково это? Мучился ли он угрызениями совести, когда Божена отмаливала покрытых язвами детей? Стискивал ли собственные зубы, когда видел, как Васек теряет свои? Плакал ли по изошедшему зеленой рвотой птичнику Прохору и тому мужику… как его… у меня всегда была плохая память на имена. Какими словами Николай Захарыч убеждал себя, что все идет по плану? Как это вообще возможно?! Как с этим жить?!

– …на ремне, – донеслось до меня издалека.

– Что?

– Ты спишь, что ли? Я говорю, когда в Могильник пришли брать пробы воды, учитель понял, что его вот-вот вычислят, а воз и ныне там, то есть ничего он не добился своими действиями, все стало только хуже. Ну и удавился на ремне, оставив предсмертную записку. Все? Ты доволен? Теперь мы можем вернуться к Дню города?

На этих словах Босс вдруг посинел, широко раскрыл глаза и стал хватать ртом воздух.

– Шпц!.. – прохрипел он. – Шпц…