Константин Соловьев - Господин мертвец. Том 1 [litres]

– Придется тебе навестить Брюннера, – сказал ему Дирк. – Думаю, он заштопает тебя как надо.

– Я сам виноват, господин унтер, – отозвался гранатометчик. – Мне стоило быть осмотрительнее.

Он понимал свою ошибку, и Дирк не собирался пенять ему за это. Не сейчас, по крайней мере. Для лишенного регенерационных сил мертвеца даже царапина становится украшением на весь срок оставшегося существования в этом теле. Французская пуля станет для Юльке вечным напоминанием о собственной неосторожности.

Дальше они двигались внимательнее. И это помогло им избежать неприятностей. Находя очередное укрытие, Юльке или Толль подавали знак. После этого все происходило быстро. Кто-то срывал с креплений крышку, а другой бросал внутрь гранату. Привычная техника, отработанная за долгие месяцы траншейной войны. Скрежет металла, стук гранаты, прыгающей по настилу, чей-то удивленный или испуганный выкрик – и отверстие за твоей спиной выбрасывает облако земли и дыма вперемешку с лоскутами ткани и мелкими обломками. Это было не сложнее, чем глушить рыбу в реке.

Для того чтобы добраться до нужной точки, у их группы ушло около сорока минут, по подсчетам Дирка. Больше, чем он планировал и в два раза больше, чем следовало по плану. Но штурм с самого начала пошел не так, как задумывался. Вместо слаженного и распланированного движения штурмовых групп «Веселые Висельники» раздробились на не связанные между собой отряды, которые блуждали вслепую и при случае не были способны поддержать друг друга. Скверное развитие событий, но для французской обороны, также дезориентированной и разбитой на части, это вряд ли стало бы приятной новостью.

– Похлебка, – сказал Мертвый Майор негромко, когда группа остановилась на кратковременную передышку с тем, чтоб оценить ситуацию и выбрать направление движения. – Белая похлебка, вот что это.

Мертвым мышцам не нужен отдых, но Дирк по опыту знал, что длительное продвижение сквозь оборону без передышки плохо сказывается на внимательности и концентрации. Отдых нужен не телу, но разуму.

– Что? – не понял Дирк. Мертвый Майор так редко открывал рот, если его не спрашивали, что подобное событие всегда становилось предметом обсуждений в отделении Тоттлебена.

На время передышки Майор снял шлем, хоть это и строго запрещалось тоттмейстером Бергером. Глядя на него, Дирк подумал о том, что некоторые люди умеют стареть красиво. Лицо у них не отекает, губы не отвисают, и кожа не делается дряблой, лишь покрывается мелкими морщинами. И седина в волосах кажется не грязным снегом, а налетом тусклого серебра. Мертвый Майор определенно относился к тем, кто умеет стареть красиво. Даже сейчас, сидя в укрытой дымом траншее с окровавленным топором в руках, он выглядел импозантно и сохранял полный собственного достоинства вид, точно восседал в своем офицерском клубе с чашкой кофе и номером «Фёлькишер беобахтер». Все-таки настоящий офицер в любой обстановке выглядит офицером.

– Белая похлебка, – сказал он, улыбнувшись в короткие усы, тоже отмеченные сединой. – Ее неплохо умеют варить в Баварии. Много мяса в густом молочном соусе. Все вперемешку. Невозможно увидеть, что ешь.

Дирк улыбнулся. Он понял, о чем говорит Мертвый Майор.

– Вы имеете в виду, что у нас тут тоже все перемешано и не разберешь, что где?

– Именно так.

Сравнение было верным. Сейчас они были в самой настоящей похлебке, все составляющие которой перемешались до полной невозможности их разобрать. Германские отряды рассекли оборону на отдельные участки, но и сами были разобщены. А их постоянное передвижение мешало французам организовать продуктивные контрдействия. Для траншейной войны это состояние, названное Майором «похлебкой», не было чем-то необычным. Для штурмовых частей действия в разрозненном порядке, без привязки к ориентирам и местонахождению противников и союзников, были не в новинку. Поэтому еще со времен возникновения саперных батальонов в них набирали людей особенного склада, и основополагающими качествами для штурмовика были не выдающаяся физическая подготовка или меткий глаз, а способность действовать предельно быстро и решительно в постоянно меняющейся обстановке траншейного боя. Здесь не существовало четко очерченных позиций, направлений атаки, ориентиров и целей. Здесь бой вспыхивал непредсказуемо, в любой точке, отступление молниеносно превращалось в контрудар, а отсутствие единой линии фронта превращало весь штурм в грызню заточенных в одном ящике крыс.

– Похлебка, – подтвердил Дирк, проверяя оставшиеся гранаты. – Хорошо сказано. И нам надо спешить, если не хотим, чтобы нас кто-то отправил в пасть. Вперед, «висельники». Привал закончен.

– Куда лететь… – проворчал недовольный Юльке. Он рассовывал по своей амуниции трофейные французские гранаты и не успел закончить. – Отдохнуть бы минуту.

– Отдыхать будем в чертогах Госпожи. Но пока еще не заслужили. Вперед, рядовой Юльке!

И они снова устремились вперед по изломанным линиям траншеи, огибая углы и перегородки. В некоторых местах траншея сужалась, превращаясь из двухметрового земляного ущелья в тонкий лаз, сквозь который мог протиснуться лишь один человек, и то боком. Эти необычные переходы были вызваны не странной фантазией штейнмейстеров, а их богатым фортификационным опытом. В подобных местах удобно устраивать оборону, останавливая прорвавшегося в глубь укрепленного района противника. Узкий проход заставляет атакующих двигаться по одному, и один-единственный пулемет в силах сдержать наступление целого взвода. Но, к их счастью, большая часть подобных рубежей была брошена – находившиеся здесь отряды, попав под молниеносный удар, предпочли отойти для перегруппировки, французские же гренадеры использовали, подобно им самим, тактику внезапных ударов, предпочитая не сидеть на одном месте.

Но несколько раз им пришлось надолго остановиться. В одном из длинных прямых отрезков траншеи кто-то из французов догадался установить пулемет, соорудив импровизированное гнездо из мешков с землей и колючей проволоки. Проклятый «Льюис» бил почти в упор, превращая десятиметровый земляной коридор в финишную прямую самой смерти. Здесь не было укрытий, и всякий, осмелившийся пересечь невидимую линию, становился превосходной мишенью. Над злосчастным пулеметом были установлены противоосколочные щиты, и гранаты, которые Юльке точным броском отправил пулеметчику-пуалю, разорвались в воздухе, отскочив от рифленого металла. Дирк, высунувшись из-за угла, дважды нажал на спусковой крючок своего ружья, надеясь, что несколько осколков картечи могут проникнуть в амбразуру и ранить стрелка или даже, при особой удаче, вывести из строя пулемет. Но этого не случилось – и дьявольская машина оживала, стоило кому-то из «висельников» сунуться за угол. От ее голоса, как от рыка пробудившегося дракона, вибрировала вся траншея.