Гарри Гаррисон - Крест и король

К решетке прижимались лица, глядели на него. Лица, которые он предпочел бы не видеть. Шеф продолжал идти. Как он и боялся, первое лицо принадлежало Рагнхильде, искаженное ненавистью; она выплевывала навстречу ему горькие слова, трясла решетку, словно желая добраться до него. Эту решетку не сдвинуть было человеческой рукой, живой ли, мертвой ли. Из груди Рагнхильды обильно лилась кровь.

Позади нее стоял мальчик с недоумевающим взглядом. Он, кажется, не испытывал ненависти к Шефу, даже не узнал его. Мальчик внезапно увернулся от третьей фигуры, старающейся схватить его, прижать к тощей груди. Старая королева Аза, с петлей на шее.

«Что они хотят сказать мне? — не мог понять Шеф. — Что я убил их? Я это знаю».

Призраки отступили от решетки, неохотно, словно по принуждению. Пришел кто-то другой, еще одна женщина. Шеф узнал изможденное лицо, с которого двумя днями раньше отряхнул снег, — то была незаметно умершая Годсибб. Лицо по-прежнему было усталым, но не таким морщинистым, как ему запомнилось; оно разгладилось в успокоении. Годсибб хотела говорить. Голос был подобен писку летучей мыши, и Шеф нагнулся, чтобы расслышать.

— Продолжай, — донеслось до него, — продолжай. Я пошла за тобой и попала в Хель. Я бы попала сюда так или иначе. Если бы не пошла за тобой, я была бы здесь рабыней — их рабыней. — Она кивнула на удаляющиеся тени двух королев. — Я избежала этой участи.

Голос затих, исчезли стена, и мост, и тьма. Шеф обнаружил, что сидит в шатре, а по щекам катятся слезы. Хотя видение как будто не продлилось и одного удара сердца, он опять оказался последним, кто очнулся от грез. Остальные смотрели на него, Хунд озабоченно, а Карли сочувственно. Оба финна выглядели вполне довольными, как будто его чувства доказали, что он тоже человек, из такой же плоти и крови, как они сами.

Шеф медленно поднялся, пробормотал какие-то слова, взял свое копье, стоявшее у полога шатра. На наконечнике выступил иней, но тяжесть оружия успокаивала нервы. Три путника вышли в морозную ночь.

Когда они по снегу подошли к кострам и их окликнул дозорный, Шеф сказал товарищам:

— Мы должны похоронить Годсибб и остальных как полагается, не сжечь их и не повесить на деревья. Выроем яму под кострищем, там размякла земля. Возьмем камни из русла ручья и сложим могильный холм.

— Будет мертвым от этого легче? — спросил Хунд.

— Думаю, да.

Через день и две ночи, светлым безветренным утром с легким снежком, отряд построился, готовый выступить в путь. Шеф охотно собрал бы всех и назначил выход днем раньше, но Хунд запретил.

— Некоторые слишком слабы, — жестко сказал он. — Если не окрепнут, по утрам будешь находить непроснувшихся, как Годсибб.

Шеф, преследуемый воспоминанием о девушке, глядящей сквозь решетчатые ворота Хеля, неохотно уступил. Но, даже вытаскивая камни из студеной речной воды для могильного кургана на глазах у заинтересованных, но ничего не понимающих финнов, он думал о напутствии Годсибб: «Продолжай».

— Пора выбираться из этого захолустья, — сказал он, пытаясь передать Хунду свою решимость. — Говорю тебе, я видел врагов, окруживших Хедебю. Может быть, город уже пал и Рагнарссоны стали сильнее и богаче. С той скоростью, с какой мы двигаемся, Сигурд сделается королем всей Дании, прежде чем мы придем туда.

— И именно ты обязан остановить его? — Но, взглянув на друга, Хунд передумал. — Ладно, может быть и так. Однако ты не в состоянии остановить его отсюда. Мы просто должны двигаться как можно быстрее.

— Ты считаешь, что мои видения правдивы? — спросил его Шеф. — Или все это лишь действие напитка, как пиво и мед заставляют человека считать, что он сильнее, чем на самом деле? Может быть, все мои видения — и все видения Виглейка, и всё, что открывалось другим людям Пути, — не более чем иллюзия, пьяный бред?

Хунд задумался над ответом.

— Это возможно, — признал он. — Скажу тебе одну вещь, Шеф. Те красные грибы с белыми пятнышками, мухоморы, измельчают и намазывают на стены, чтобы прогнать насекомых. Ты не смог бы их съесть по ошибке. Но есть и другие подобные вещества: иногда на злаках растет плесень, она попадает в хлеб или кашу. Особенно если зерно отсырело при хранении.

— В Англии оно всегда хранится сырым, — ответил Шеф. — Почему же тогда все люди не видят такие картины постоянно?

— А может, видят, но боятся рассказывать. Но скорее всего, ты к таким вещам особо чувствителен. Вчера вечером выпил не больше, чем Карли и финны, но на тебя питье действовало гораздо дольше. И вот, поскольку ты восприимчив, боги обращаются к тебе. Или наоборот, они дали тебе это свойство, исходя из собственных интересов.

Шеф, нетерпимый к рассуждениям, которые нельзя тем или иным способом проверить, отбросил эти мысли. Сосредоточился на том, чтобы подгонять всех, невзирая на провозглашенный Хундом день отдыха.

Итак, мертвые похоронены, в каждом заплечном мешке — запас вареного мяса, отряд построен перед выходом в путь. Вспомнив, что увидела его душа во время своего путешествия, Шеф уверенно повел людей через березовую рощу к озеру. Оно оказалось там, где он и рассчитывал, — простиралось, насколько хватало глаз, узкое и длинное, настоящая водная дорога. Все еще незамерзшее — но это ненадолго, поскольку осенняя прохлада сменялась зимними морозами.

А вот лодок у них не было. Шеф надеялся сделать легкие челны из коры, какие, по словам Бранда, мастерят финны. Первые же попытки показали, что никто даже не представляет себе, как это делается. Проходящие время от времени на лыжах финны с любопытством посматривали на чужаков, но на все просьбы непонимающе пожимали плечами. В отряде Шефа хватало искусных ремесленников, которые могли бы — дай им только срок — построить какой угодно корабль из бревен и досок. Но за этот срок все умерли бы с голоду.

Пришлось двигаться пешком, стараясь как можно дольше держаться вблизи берез, которые защищали от пронизывающей метели. Еще один день пути, и лес вдоль берега кончился, осталась только простирающаяся впереди бескрайняя заснеженная равнина. Девятнадцать пар глаз сверлили Шефа, обозревающего дали. На всех лицах, кроме лица Катреда, читались нерешительность и сомнения.

Шеф распорядился напоследок встать лагерем в гостеприимном лесу, разжечь костры и приготовить еду из поистощившихся припасов. Он подозвал одного из финнов, которые, подобно волкам, никогда, кажется, не исчезали из виду, и властно сказал:

— Пирууси. Приведи Пирууси.

В конце концов вождь выскочил на лыжах из темноты, не обращая внимания на снег и ветер, как будто прогуливался в весенний день в Хэмпшире, и с радостью приступил к длительным переговорам.