Гарри Гаррисон - Крест и король

— Этот самый человек изобрел арбалеты, которые вы носите, — сказал Шеф. — С виду скрелинг, однако некоторые считают, что это он победил короля франков со всеми его копейщиками.

Герьолф взглянул на тщедушное тельце Удда с удивлением и уважением.

— Что ж, добро пожаловать, — сказал он. — Но, глядя на вас, я сомневаюсь, что все вы скоро будете готовы продолжить путешествие. Посмотрите хотя бы на него!

Катред, который неумело, но упорно шел на лыжах последние три дня, пытался стащить с себя шерстяные штаны и гамаши. При этом он раскачивался, удерживаясь от падения одним лишь усилием воли. Подойдя, чтобы помочь, Шеф увидел потеки темной крови, сочащейся сквозь толстую ткань.

— Та самая болезнь, о которой я тебе говорил, — пояснил Хунд, снимая с Катреда штаны, пока Шеф и Торвин держали берсерка. — Видишь, это рана, полученная им от Вигдьярфа. Она зажила как по волшебству, а теперь открылась. Давайте занесем его в дом. Он теперь не сможет идти много дней. А то и вообще никогда, если здесь нет свежей зелени.

Ужасающее состояние, в котором находились люди, сделалось очевидным, как только они попали в помещение и наконец сняли одежду, которую носили уже много недель. Это была болезнь, которую через несколько веков назовут цингой — спутница долгих путешествий и сухой пищи. Ее признаки довольно наглядны. Давно зажившие раны открываются сами по себе, зубы шатаются в деснах, изо рта идет дурной запах, и все это сопровождается общей слабостью, быстрой утомляемостью и угрюмостью. Для любого северянина эта хворь не была чем-то неслыханным, но ее привычно ждать поздней весной, после того как всю долгую полярную ночь питаешься соленой селедкой и зерном. Лечится она с помощью света и солнца, говорили одни. Свежая пища, твердили иные. Обычно и то и другое появляется одновременно. На этот раз, как отметил Хунд, представилась возможность узнать наверняка, поскольку ни на свет, ни на солнце рассчитывать не приходилось, зато под рукой были запасы черемши, лука, чеснока, гороха и бобов. Если пациентам полегчает, значит лекарство — свежая пища. Это неоспоримо докажет, что в некоторых продуктах есть то, чего нет в других. И однажды жрец Пути сможет извлечь это вещество, высушить его и сделать запас.

Но не в этом году, предупредил Герьолф. Возможности продолжить поход не было. Когда Герьолф, Хагбарт, Торвин и Хунд все вместе пришли к Шефу, чтобы поставить его перед фактом, он некоторое время сидел молча. Со дня самой первой встречи с Эхегоргуном он испытывал настоятельную необходимость обернуться, самому напасть на преследователей, действовать, а не противодействовать. Уже много недель он хотел вернуться туда, где крутились главные шестерни истории. Желание только обострилось из-за того видения в шатре шамана, про осадивших Хедебю Рагнарссонов и короля Хрорика, защищающего брешь в частоколе.

И все же было что-то чрезвычайно привлекательное в самой мысли остаться там, где он оказался, — в дикой глуши, но под крышей, в неизвестности, но не затерянным. Жрецы терпеливо растолковали, что ждет путников. Запасы здесь имеются, и их несложно пополнить. Дороги легко преодолимы, кроме случаев самого жестокого ненастья, а еще можно будет передвигаться на санях по реке, когда она достаточно замерзнет. Пахотные земли лежат не так уж далеко, у крестьян найдутся на продажу излишки зерна, мяса и прочей снеди. Никто ничего не заподозрит, если жрецы Пути решат закупить провизию. Подумают, что они немножко просчитались или собираются торговать с финнами.

— И вы можете принести нам пользу, — сказал Герьолф. — Ваш малыш Удд не вылезает из кузницы, и его знания выше всяких похвал. А ведь он самоучка. Ты видел, как он научился закалять сталь? Ему бы стать жрецом Пути. — Герьолф заворчал от удовольствия при мысли, что крошечному англичанину будет оказана такая честь, затем продолжил более взвешенно: — Нет, правда, я охотно стал бы его поручителем. Он уже поговаривает о мельничных колесах, о большом молоте, чтобы ковать железо механически, а не вручную. Если хотя бы десятая доля этих затей будет исполнена, он окупит все затраты на ваше пребывание. Поэтому оставайтесь. Торвин мне говорил, что ты тоже кузнец и добытчик новых знаний. Вы с Уддом будете выдумывать, остальные могут жечь уголь или раздувать мехи. А весной вернешься к своему предназначению. Здесь, в доке, хранится корабль Хагбарта. Самый быстрый способ доставить тебя в нужное место.

Шеф кивнул. Вместе с облегчением в нем росло возбуждение. Пора обо всем подумать. Разобраться без всегдашней бешеной, отчаянной, неотложной спешки. Время подумать о будущем. Возможность выступить, когда он будет готов, а противник нет, а не наоборот. Конечно, у врага тоже будет зима, чтобы накопить силы. Зато враг не узнает о приближении расплаты. Шеф припомнил слова пленного викинга Свипдага. Как они звучали? «Чтобы пройти через то, что тебя ждет, нужно иметь железную шкуру». Сказано было в сердцах, чтобы смутить, это Шеф понимал, но ведь у норманнов есть пословица, которую часто вспоминал Торвин: «Говорим мы, а подсказывают боги». Может быть, Свипдага послала судьба. Железная шкура? Посмотрим.

Аккуратно разжевав шатающимися зубами огромный стручок зеленого гороха, который всучил ему Хунд, Шеф сглотнул и кивнул еще раз:

— Мы останемся, Герьолф, спасибо за гостеприимство. Обещаю, что никто из нас не будет проводить время в праздности. К весне многое здесь изменится.

Вскоре задымили трубы, над снегами разнесся звон, в лес пошли лыжники заготавливать дрова и бревна для новых хижин, потянулись обозы с железом, чтобы обменять его на еду и пиво. Случайные финны удивлялись оживлению норманнов в пору, когда те обычно спали.

Далеко на юге Рагнарссоны, насадив на кол в качестве предупреждения голову короля Хрорика, вели свои армии от королевства к королевству, подчиняя мелких правителей Дании: Гамли с Фюна и Арнодда из Ольборга, Кольфинна со Сьелланда, Кари из Скаане.

В Швеции король Кьяллак, получивший трон благодаря недовольству, которое вызывал его миролюбивый предшественник Орм, советовался со своими жрецами и выслушивал непрекращающийся поток известий о дерзости немецких миссионеров и их телохранителей. Нам перед ними не устоять, сообщала деревня за деревней. За что мы платим селедочную дань? Приди и защити! И Кьяллак соглашался, но никак не мог найти богатыря, готового сразиться с внушающим ужас предводителем германцев. Придет время, и мы сокрушим их в битве на поле брани и в битве за умы, — так говорил он нетерпеливым жрецам главного храма в Уппсале.

А в Гамбурге неистовый и благочестивый архиепископ Римберт выслушивал те же самые известия с удовольствием, пересказывал их собратьям-прелатам, архиепископам немецких земель, уверенный, что божественное предназначение находится на Западе, чего так и не понял тупой папа Адриан, сближавшийся с греческим императоришкой и его Папулей. Во всех немецких землях бродили слухи о храбрых риттерах ордена Копья, и у столов для записи желающих никогда не иссякала очередь из младших безземельных сыновей знатных родов.