Гарри Гаррисон - Крест и король

А металлурги тем временем изготавливали не только чугунные чушки и пользующиеся спросом товары, вроде топоров. Следуя указаниям Удда, они также выпускали арбалет за арбалетом, с пружинами, заводными рычагами и железными стрелами. Бывшие рабы вырезали деревянные части и складывали их штабелем. Каждые несколько дней они меняли род работы и приступали к сборке. Шеф подметил, насколько быстрее идет дело, если изготовить сначала, скажем, двенадцать наборов деталей, а уж потом собрать их, вместо того чтобы следовать освященному временем обычаю и, только закончив изготовление оружия, приступать к другому. Гора арбалетов росла, их давно уже стало больше, чем нужно.

— Мы всегда можем их продать, — обрадованно сказал Герьолф.

— Лучше бы они нам вообще не понадобились, — ответил Шеф.

Из всех изобретений Удда ничто так не заинтересовало Торвина и других кузнецов, как закаленная сталь. Они немедленно ухватились за щит Катреда, испытали его на прочность и пришли в полный восторг. Стремительно рождались новые замыслы. Делать из необычайно твердого металла кольчуги. Оказалось, что осуществить это невозможно — слишком трудно сгибать и соединять кольца. Попытка взять готовую кольчугу и обработать ее как единое целое принесла лишь чрезвычайно дорого обошедшуюся груду сплавившихся между собой колечек. Совершенно напрасная потеря месячного труда хорошего кузнеца, как не преминул заметить Герьолф. Плоские пластины сделать было сравнительно легче, но они не находили себе применения. Люди не настолько плоские, чтобы эти пластины пришлись им впору. Казалось, что новая сталь абсолютно бесполезна для военных целей, за исключением щитов, но и те имели свои недостатки. Щиты делали выпуклыми, чтобы стрелы и сулицы отскакивали от изогнутой поверхности, и — немаловажное соображение — круглый щит легче носить на спине. Никто, даже Бранд или Катред, не смог бы прошагать весь день со щитом в руке. В битве быстрее погибал тот, у кого раньше уставала держащая щит рука.

Закаленный металл при всех своих волшебных свойствах, выглядел бесполезным для войны. Однако Шеф никак не мог забыть слова, которые бросил ему пленник Свипдаг: «Чтобы пройти через то, что тебя ждет, нужно иметь железную шкуру». Шеф знал, что ждет его в Бретраборге. Где же его железная шкура? И как ее носить?

Вышло так, что Шеф частенько беседовал с Хагбартом. Тот особенно интересовался подробным описанием различных типов судов, на которых Шеф плавал и которые встречал в море. Он понимающе кивал, слушая о придуманных Ордлафом английских военных кораблях, вооруженных мулами, и выжимал из Шефа подробности скоротечного боя с «Франи ормром», кораблем, пользующимся заслуженной известностью, так как был самым большим драккаром на всем норманнском Севере.

— Неудивительно, что Сигурд превосходил вас в скорости, — заметил он. — Я не уверен, что его обогнал бы даже «Орвандиль». Хотя под парусом мой корабль быстрее, — так я считаю. Но ведь чем больше у тебя весел на каждый фут киля, тем быстрее ты в гребной гонке. В закрытых водах «Франи ормр», наверное, обгонит меня.

Он также заинтересовался устройством двухмачтового «Журавля», о котором Шеф мог немало порассказать, поскольку сам помогал разбирать его на доски и дрова. Корабли береговой охраны короля Хальвдана были знакомы Хагбарту слишком хорошо. Он легко мог догадаться, как один из них был укреплен, чтобы выдерживать отдачу катапульты. Озадачивали его только новые мореходные качества, появившиеся благодаря второй мачте. Шеф уверял, что «Журавль» ходил под парусом, и ходил неплохо. В отличие от «Норфолка», который больше напоминал корыто.

— Мы научились делать мулы на колесиках, чтобы разворачивать их, — сказал однажды за обедом Квикка. — Хорошо бы ставить их на каждом конце корабля, спереди и сзади, да повыше. Я только боюсь, что тогда корабль при боковом ветре будет опрокидываться из-за этого дополнительного веса. Ведь даже «Норфолк» не слишком высоко поднимался из воды.

Услышав это, Хагбарт аж поперхнулся пивом.

— «Корабль будет опрокидываться», «спереди и сзади»! — задыхался он. — Хорошо, что мы не в море и нас не подслушивают морские тролли. Они наказывают моряков, которые не употребляют правильные haf-слова — слова, обходящие запреты.

— И как бы ты построил судно, о котором говорит Квикка? — поинтересовался Шеф, игнорируя все предупреждения относительно морского языка.

— Я думал об этом, — ответил Хагбарт, царапая на столе кинжалом. — По-моему, вам нужно то, что они начали делать на «Журавле», да не доделали, — корабль с жестким каркасом, гораздо крепче тех, что мы строим.

Вспомнив, как «Орвандиль» держался на волне, когда они плыли из Хедебю в Каупанг, Шеф и Карли одновременно одобрительно кивнули.

— Тогда борта нужно будет сделать примерно такими, — продолжал Хагбарт.

Изучая рисунок на столе, Шеф сказал задумчиво:

— Выглядит так, словно над нашим кораблем надстроили второй такой же.

Хагбарт кивнул:

— Да, можно сделать и так. Перестроить старый корабль.

— Например, твой «Орвандиль», который стоит в корабельном доке. Склепать киль — у нас тут уйма доброго железа, — приделать к нему каркас, нарастить, как вы это называете, фальшборт, положить тяжелый груз и построить боевые башни на корме и носу.

Хагбарт не стерпел:

— Только не «Орвандиль»! Самый красивый парусник на Севере!

— Хотя и не такой быстрый, как «Франи ормр», — поддел его Шеф.

— Если вы все это сделаете, — вмешалась никем до того не замеченная Эдтеов, которая неприязненно смотрела, как Хагбарт портит шлифованную столешницу, — то сможете навесить на корабль со всех сторон ваши железные пластины и утяжелить его.

Шеф уставился на нее, раскрыв рот.

— Говорим мы, а подсказывают боги, — в который раз вспомнил свою пословицу Торвин.

В конце концов на «Орвандиле» начались работы. Хагбарт примирился с необходимостью переделки корабля, но ворчал, что предпочел бы видеть эту идею опробованной на чужом судне. И он стал ждать, когда корабль распотрошат у него на глазах. После того как основная разборка окончится, обещал Хагбарт, он вернется и будет помогать. А до тех пор предпочитает отлучиться.

Катред вызвался сопровождать его. Среди всех находящихся в фактории он играл самую скромную роль: отказался даже посмотреть на работающую мельницу, совсем не интересовался кузницей, много времени валяясь в постели из-за открывшейся на ноге раны, словно бы его тело мстило за пренебрежение, которому подвергалось раньше. Когда рана зажила, он подолгу в одиночестве катался на лыжах, быстро этому научился и нередко исчезал на весь день. На вопрос Шефа, не мучают ли Катреда на снежной равнине голод и жажда, тот отвечал: