Гарри Гаррисон - Крест и король

Бранд выжидал. Подобно большинству людей Севера, он истово верил в удачу. То, что сказал Шеф, означало, что он хотел бы изменить свою удачу. А может быть, что его удача изменила ему. Кое-кто сказал бы, что у этого юноши удача есть, и с избытком. Однако никто не в состоянии судить о чужой удаче, это-то ясно.

— А вторая причина? — напомнил Бранд.

Шеф вытащил из-за пазухи свой амулет-лесенку.

— Не знаю, уверен ли ты, что это что-нибудь означает, — сказал он. — Ты считаешь меня сыном бога?

Бранд не ответил.

— Ладно, — продолжал Шеф. — У меня, знаешь ли, по-прежнему бывают видения. Иногда во сне, иногда наяву. Знаю, кто-то пытается мне кое-что объяснить. Иногда это очень легко. Прежде чем мы нашли Катреда, мне показали человека, который вращал огромный жернов. Или я уже услышал скрип мельничного жернова? Не знаю. Но в тот раз и еще когда Квикка проломил стену королевского замка, чтобы вызволить меня, я получал предупреждения. Предупреждения о том, что непременно случалось позднее. Это все очень несложно понять. Но я видел и другие вещи, которые не так просто объяснить. Я видел умирающего героя и старуху. Я видел, как солнце превращалось в колесницу, которую преследуют волки, и в лицо Бога Отца. Я видел героя, едущего на Слейпнире, чтобы вернуть Бальдра из мира Хель, и как Белого Христа убили римские воины, говорившие на нашем языке. Я видел героев в Валгалле и видел, как там встречают тех, кто не герои. Ведь всеми этими картинами мне пытались что-то объяснить. Что-то сложное. Верное не только для одной стороны, для язычников или христиан. Думаю, мне пытались сказать — или я говорил сам себе, — что есть какая-то неправда. Неправда в том, как все мы живем. Мы идем к миру Скульд, сказал бы Торвин. Добро ушло от нас, от всех нас — и христиан, и язычников. Если в этом амулете есть хоть какой-то смысл, он означает, что я должен попытаться исправить это. По одному шагу зараз, как взбираются на лестницу.

Бранд вздохнул:

— Вижу, ты уже все решил. Кто пойдет с тобой?

— Ты.

Бранд покачал головой:

— У меня здесь слишком много дел. Не могу бросить сородичей без припасов и крова.

— Квикка и его команда, наверное, пойдут, и Карли тоже. Он присоединился ко мне ради приключений. Когда вернется назад, в Дитмаршен, он будет там самым великим рассказчиком всех времен. Удд точно пойдет, возможно, Хунд, Торвин. Я должен еще раз поговорить с Катредом и с твоим родичем.

— Есть островок, где я могу оставить известие для него, — нехотя признался Бранд. — Твоя удача чрезвычайно возрастет, если он пойдет с тобой. Но может быть, он считает, что уже достаточно порадел для тебя.

— Как насчет провизии? Сколько вы можете нам выделить?

— Не много. Но ты получишь лучшее из того, что у нас еще осталось, — ответил Бранд. — И вот что… Почему ты все носишь это старое копье? Понимаю, ты подобрал его в коптильне, когда у тебя больше ничего не было, но посмотри же на него. Оно старое, золотые накладки отвалились, наконечник тонкий, крестовины нет. И половины Сигурдова Гунгнира не стоит. Дай его мне, я найду тебе получше.

Шеф задумчиво взвесил в руке оружие.

— Я считаю его хорошим копьем победителя, — сказал он. — Поэтому оставлю себе.

В конце концов в отряде, который Шеф повел к подножию гор, оказалось двадцать три человека, почти все — англичане по рождению. Квикка, Озмод, Удд и три их оставшихся помощника, Фрита, Хама и Вилфи, без лишних разговоров изъявили желание присоединиться к Шефу, как и дитмаршенец Карли. То же сделал Хунд — у него-де появилось ощущение, что путешественникам понадобится лекарь. Шефа несколько удивило, что и Торвин согласился принять участие в экспедиции, мотивируя это тем, что, как кузнец и жрец Пути, он обязан увидеть Ярнбераланд и форпост святилища. Как только слухи об этом замысле распространились, Шеф удивился еще больше: к нему явилась делегация, возглавляемая Мартой, женщиной из Фризии, некогда рабыней королевы Рагнхильды, и Кеолвульфом, одним из беглых рабов, который, как подозревали, был английским таном.

— Мы не хотим здесь оставаться, — сказали они. — Слишком долго пробыли среди норманнов и хотим домой. Наш лучший шанс — пойти с тобой.

— Не слишком надежный шанс, — сказал Шеф.

— Лучше, чем тот, что был у нас еще недавно, — мрачно сказал Кеолвульф.

Таким образом, к отряду присоединилось четыре женщины и восемь мужчин. Шеф сомневался: не объявить ли им, что путешествие слишком тяжело для женщин? Но слова умерли, едва родившись. Он прошел с этими женщинами от Каупанга до Гула-фьорда, и они держались ничуть не хуже мужчин и уж явно лучше, чем тщедушный Удд или коротконогий Озмод. Что же до беглых рабов, каждый из которых носил амулет Рига, — Шефу не хотелось бы с ними расставаться. Они могли оказаться полезны. По крайней мере, некоторые из них, например грозный Кеолвульф, были настоящими самородками. Они храбро сражались в скоротечной схватке с командой «Журавля»: часть погибла, слишком увлекшись желанием отомстить викингам, которые их поработили и мучили.

И последним в состав экспедиции вошел Катред. Однажды вечером Бранд исчез в подступающем мраке, дав понять, что не желает, чтобы за ним следили или сопровождали его. Согласно обычаю своей семьи, он оставил сообщение в условленном месте, известном его родичам из потаенного народа. Каким-то особым способом он передал, что нужно встретиться. Но Эхегоргун не ответил и не появился. Вместо этого через два дня пришел Катред. Его одежда была сухой, и он нес меч со щитом — значит не перебирался вплавь через узкий пролив между островом и материком. Надо полагать, у Эхегоргуна была лодка или плот, но Катред на этот счет был нем, словно сам уже стал одним из потаенных.

Ему объясняли замысел, а он слушал, кивал. Молча просидел так целый день и вечером исчез. Вернувшись, принес неутешительные вести.

— Эхегоргун с вами не пойдет, — сказал он. — Считает, что его и так уже слишком часто видели. Предлагает, чтобы вместо него пошел я.

У Шефа брови полезли на лоб. Катред говорил так, словно его ожидало кое-что получше — например, навсегда присоединиться к потаенному народу, как бы в обмен на мальчика Барна, ушедшего к людям много лет назад.

— Он сказал, что не упустит тебя, то есть нас, из виду, — продолжал Катред. — И передаст родичам просьбу не мешать нам. Это избавит нас от многих неприятностей. Ты-то знаешь, почему большинство охотников не возвращаются оттуда. Они кончают свои дни в коптильне. Но еще есть волки и медведи. А также холод и голод. И финны. Придется рискнуть, они могут напасть на нас.

Выбора не было, Шеф вынужден был согласиться и продолжил свои хлопоты. Под конец Бранд заставил промаршировать перед собой каждого участника похода и придирчиво осмотрел его снаряжение. У всех были прочные, до колен, смазанные жиром сапоги. Толстые гамаши и плотные шерстяные штаны поверх них как у мужчин, так и у женщин. Шерстяные куртки, кожаные плащи, конопляные рубахи.