Айя Сафина - Падальщики. Книга 2. Восстание [litres самиздат]

Кейн вдруг произнес.

– Иди сюда. Смотри.

Я встала с табурета и прошла к нему за стол. Он показал мне на линии энцефалограмм.

– Вот это ты. А это Лилит, – он показывал на два разных экрана, демонстрирующих по шестнадцать разноцветных линий.

Наши ритмы, разумеется, различались. У Лилит он был ровный, монотонный, почти синхронный. Я взглянула на Лилит, она по-прежнему ворчала и огрызалась, но, кажется, стала привыкать к обстановке.

И к отсутствию остального тела ниже шеи тоже.

Мои же ритмы плясали, как на дискотеке. Я кивнула несколько раз, мол, так держать ребята!

– Видишь, вот этот всплеск?

Кейн указал пальцем на недолгий, но резкий всплеск активности посреди монотонных бугорчатых линий Лилит.

Я закивала.

– Это Лилит пытается общаться с тобой.

Я выпучила глаза на Кейна. Он серьезно? А потом снова взглянула на Лилит, чьи глаза были широко распахнуты, но в них была пустота. Она не видела ни меня, ни Кейна, да и комнату вряд ли осознавала.

– С чего ты взял? – не верила я.

– Этой ночью я проделывал этот же эксперимент только с собой. Лилит не реагирует на мое присутствие, потому что не чует во мне ни человека, ни собрата. Но как только ты вошла в бокс, эти скачки в ее ритмах участились в несколько раз.

Я, ошеломленная объяснениями Кейна, подтащила табурет, плюхнулась на него и теперь всеми глазами впивалась в мозг Лилит, нарисованный передо мной шестнадцатью разноцветными линиями.

– А что она говорит мне? – шептала я, будто Лилит и впрямь меня слышала.

– Этого я сказать точно не могу. Но мне кажется, это достаточно примитивные короткие сигналы. Что-то вроде «помоги», «опасность». Я думаю, так они и общаются между собой.

– Имеешь в виду, они общаются мысленно?

– Да.

– Но это поразительно!

Я даже не заметила, как стала пользоваться обиходными фразами Кейна. За то он прекрасно это заметил и теперь хитро улыбался мне. Но тут есть чему поражаться! Они используют мысли, как мы используем речь, как дельфины используют невидимые импульсно-тональные сигналы, как летучие мыши общаются высокими частотами, которые человеческое ухо не способно уловить.

Мысли.

Неужели это тоже способ общения, невидимый для нас, но вполне измеримый?

– А теперь взгляни вот сюда. На свои ритмы.

Указательный палец Кейна ткнул в линии на моих ритмах. Сначала я не понимала, что он хочет мне показать.

– Просто жди, – сказал он.

Мы ждали, мне кажется, целую вечность. И потом я это увидела. Резкий скачок на синхронных бугорках Лилит вызвал в моих ритмах едва заметный, но все же какой-то ответный импульс.

– Что это? – не понимала я.

– Это значит, ты ее слышишь.

Тут я чуть с табурета не упала.

– Я слышу ее мысли?!

Кейн улыбался и кивал.

– Но я ничего не слышу!

Я мотала головой. Техника Кейна ошибается! Я слышу только жужжание его многочисленных анализаторов и ноутбуков. Да, я слышу, как Лилит рычит, сипит, чавкает, но она не говорит членораздельно! Никаких речевых просьб о помощи или о чем там говорил Кейн.

– Это твоя интуиция, Тесса.

И тут до меня дошло, что он пытался мне объяснить.

– Ты действительно знаешь, где они прячутся. Они сами посылают тебе сигнал. Где-то в твоем мозгу вирус создал аппарат, который считывает их мысли.

Поразительные факты сыпались на меня, как из рога изобилия, я едва успевала их обрабатывать. Я прыгала глазами между двумя абсолютно разными энцефалограммами, но чем больше я на них смотрела, тем быстрее распознавала те самые импульсы, которыми мы общались с Лилит на незримом, неслышном, неосязаемом уровне!

– Но ведь я не такая, как они! Почему я слышу их, хотя я человек? Пока что. На восемьдесят четыре процента!

– Фактически мы все одни из них. Мы все заражены. А значит, мы все имеем этот аппарат, просто наша человеческая форма не позволяет нам им воспользоваться. Но чем ты ближе к их физиологической форме, тем больше не мутированных генов имеешь и тем отчетливее сигнал.

– Они знают, что посылают мне сигналы?

– Я думаю, они посылают их не лично тебе, а в какое-то общее поле, откуда все остальные зараженные могут их услышать.

– То есть, я как шпион во вражеском тылу?

– Именно.

Кейн откинулся на спинку мягкого компьютерного кресла на колесах. Я скрипнула жестким металлическим табуретом на трех ногах. Может, при обычных обстоятельствах я назвала бы его жлобом, да еще дискриминацию приписала бы за то, что я сижу на табурете из Икеи, а он в мягком комфортабельном кресле. Но что-то в его довольном виде меня останавливало. Его дерзкое ухмыляющееся лицо говорило об одном: он нашел разгадку, он докопался до дна кроличьей норы спустя сорок лет.

Кейн свернул программу мозговых ритмов и открыл другой файл.

– А это что? – спросила я.

– А это результаты моих опытов с Лилит этой ночью.

Я не стала указывать ему на то, что его фраза прозвучала как-то двояко, а лишь поджала губы. Теперь я понимаю, откуда эти синие мешки под глазами и красная сосудистая сетка на белках его глаз. Он сегодня вообще не спал, словно призраки прошедших сорока лет безрезультатности гнали его кнутами.

– Это – расшифровка последовательности ДНК Лилит? – предположила я, разглядывая множество разноцветных линий, получаемых методом секвенирования ДНК. Это я помню с курсов общей научной подготовки.

– Именно. Я извлек образцы серого вещества из ее мозга и изучил ДНК нейронов.

– Ты обвел эти одиннадцать участков, – я указала на гены, которые он выделил маркером. – Что это?

Кейн растянулся в улыбке еще шире.

– Это то, что принесло бы мне Нобелевскую премию, если бы Нобелевские комитеты не были съедены.

Теперь заулыбалась я.

– Ты нашел их! Гены, отвечающие за формирование сознания! – воскликнула я и даже в ладоши захлопала.

– Не совсем так. Сознание в генах не прописать, но физиологические механизмы, которыми оно пользуется, принадлежат пересечению биологии и химии. А значит их легко вычислить. Я только в начале пути, и еще многое, что предстоит понять в этих одиннадцати секциях, но мы уже видим зачатки третьего компонента. Это огромный шаг вперед, Тесс!

Мы еще несколько минут сидели в полном молчании, отключившись от посторонних звуков реальности, желая услышать слова Лилит, которые она обращала к нам через разноцветные пиксельные линии. Она была там! Она пыталась общаться с нами! И я пришла к вопросу, который логично исходил из этого поразительного открытия.

– Как думаешь, Лилит все еще там? – спросила я шепотом.

Кейн взглянул на меня с некоторой опаской, причину которой я понимала: мы оба боялись найти ответ в конце туннеля. Правда в том, что ни один из них не облегчит нам жизнь. Если вирус уничтожил сознание человека безвозвратно, то апокалипсис действительно свершился. Но если прежняя Лилит все еще существовала, просто находилась в глубоком сне, то на нас ложилась гигантская ответственность каким-то образом вернуть ее обратно. Таким же невероятным образом, каким вирус общался с самим собой в разных телах.