Михаил Шуваев - По ту сторону пространства [СИ]

Алексей бросил на кухонный стол коробку с еще горячим круглым пирогом с грибами, купленным по дороге домой, вернулся в прихожую и завозился, раздеваясь. Лу тем временем сбросила грязные сапожки и прошла к себе в комнату. Леша, сидя на банкетке и держа в руках тяжелые ботинки, непроизвольно глянул вслед ладной фигурке, скрывшейся за дорогой резной дверью, затем вздохнул, поставил на входной коврик обувь и пошел на кухню за пирогом и кофе.

Когда Алексей расположился в гостиной, водрузив на стол и ноутбук, и накопитель, и пирог, Лу вышла из комнаты, одетая в потертые джинсы и рубашку-ковбойку, села на диван и включила черно-белый телевизор местного производства с катодной трубкой. Сам телевизор был размером с собачью конуру, тогда как экран — не больше десертной тарелки. Цветные телевизионные приемники еще не продавались, потому что были в стадии разработки. Леша скосил глаза на монохромный экран и продолжил работать на ноуте правой рукой, левой пытаясь запихнуть в рот постоянно загибающийся, липкий и непокорный, но необыкновенно вкусный образчик местной кулинарии. Наконец, это ему удалось, и он схватил кружку, чтобы зафиксировать результат во рту и препроводить далее. Лу посмотрела на него, вышла из комнаты и вернулась с тонкой пачкой бумажных салфеток, которые молча положила на стол. После этого она опять села на диван, встряхнула копной каштановых волос и продолжила смотреть новости.

— Спасибо, — с набитым ртом прошамкал Леша. — А ты?

— Я не хочу, — равнодушно ответила Лу, — ешь всё.

Он не заставил себя долго уговаривать, тем более, что давно заметил, как мало ест Лу, и прикончил пирог. Вздохнув, посмотрел на опустевшую коробку, смахнул крошки со стола и погрузился в изучение добытой ими информации.

Итак, Стан Коваль. Он-то знает, кто это, когда был внедрен и как. А посмотрим, что знаете вы, восточные федераты… Посмотрим… Ага, свидетельство о рождении выдано повторно в городишке Гелд Северо-западного округа Федерации. Дальше — детский дом, школа, ух ты! — даже приводы в полицию за хулиганство! Все верно, все верно — биография должна максимально соответствовать местному поведенческому алгоритму. Потом педагогический институт, окружком молодежной секции Коммуно-пролетарской партии, перевод сначала в северную столицу, завотделом горкома… Потом этот переворот-недоворот… Все нормально, придраться не к чему. Легенда добротная и надежная.

— Алексей, — подала с дивана голос Лу, — а если здесь нет никакой политики?

Леша оторвался от монитора и озадаченно уставился на девушку:

— А что тогда?

— Ты знаешь о его работе в благотворительных фондах пятнадцать лет тому назад в период «мутного времени»? — продолжила девушка.

— Знаком.

— Так вот, все это время он плавал среди нечистоплотных и малоприятных в моральном отношении личностей. Говоря прямо — среди воров и убийц. Почти всё там было подчинено чистогану и наживе.

— Именно в то время Коваль дал нам информацию по направлению и объему финансовых потоков многих политиков и олигархов. Благодаря ему мы знаем об этом поболе этих… как его там… ФДОБ и ФАПУ.

— Вот-вот, Алексей. Представь себе на секунду, что кто-то из этих политиков или олигархов заподозрил, что Коваль сливает убийственную для них информацию на сторону. А он действительно передавал ее нам! Более того, чтобы иметь возможность для маневра и для манипулирования людьми, уверена, он вынужден был иногда делать намеки на некие обстоятельства, известные только ему. Мог и перегнуть палку и подставиться. Да мало ли что!

— То есть, ты хочешь сказать, что вот он работал-работал более тридцати лет, все было хорошо, гладко, а потом, вдруг — бац, и вторая смена?!

— Какая вторая смена? — удивленно вздернула носик Лу.

— Да это… из фильма одного, комедии, присказка такая, — засмеялся Алексей и продолжил. — Лу, я внимательно, впрочем, как и ты, прочитал личное дело Наблюдателя-корректора Коваля в отделе кадров сектора Бета. Вывод напрашивается однозначный: он один из лучших агентов! Ошибку он, конечно, мог совершить, но вероятность этого ничтожно мала. Ничтожно! К тому же он провел несколько успешных коррекций, а это высший пилотаж! — начал горячиться Алеша.

— О каких успешных коррекциях ты говоришь, Алексей, назови.

Лу, сидевшая до этого совершенно неподвижно, вдруг сменила позу и стала похожей на готовую распрямиться сжатую стальную пружину.

— Сейчас… — Леша немного подумал. — Ну… например, сфабрикованное им и получившее огласку благодаря умышленным утечкам в период глубочайшего кризиса коммуно-пролетарской системы так называемое «Завещание партии», которое позволило несколько месяцев спустя придти к власти Долбу с новой командой и начать разворот страны…

— Куда?

— Ну-у, это… — вдруг замялся Алеша, осознав неоднозначность последовавших затем исторических событий в Восточной Федерации.

А действительно, так ли хороша коррекция, проведенная Ковалем в конце периода стагнации и регресса? Что она дала положительного? В секретном досье упор делался на том, что страна уже вплотную приблизилась к экономической пропасти. Сама система коммуно-пролетарской партии безнадежно устарела, полностью исчерпала свои ресурсы и морально прогнила. Но, с другой стороны, быстрая смена и власти и формации (почти бифуркация) привели к не меньшим, если не большим, бедствиям, обрушившимся на несчастную страну: не стагнация, как при коммуно-пролетариях, а катастрофический развал экономики и тотальное разворовывание страны; не низкие, сверхскромные, доходы населения, а падение уровня жизни ниже всех допустимых и мыслимых норм; не относительно спокойная жизнь, а небывалый размах преступности. И весь этот кошмар под радостную какофонию улюлюканья со стороны других стран, как вражеских, так и дружеских. На самом деле вдруг оказалось, что дружественных стран у Восточной Федерации нет. Все они до этого просто терпели федерацию, небезуспешно вытягивая из нее щедрую плату за свою показушную лояльность. И вот двадцать лет назад из обломков старой формации и развалин партгосаппарата, при помощи кесарева сечения очередной революции стало рождаться что-то болезненно-недоношенное, голодное, злобное и агрессивное…

«Господи, — подумал Алексей, — а ведь Лу права. И хотя сейчас положение несколько выправилось, можно ли считать, что коррекция прошла нормально и позволила стране взять нужный курс? Сомнительно. Вряд ли с этим согласятся те, кто умер от голода и нищеты, кто нашел свою смерть от бандитских пуль или от произвола полиции, не поддержат такую точку зрения и сгинувшие в жестоких и бессмысленных локальных конфликтах десятки тысяч солдат. А с другой стороны, как иначе? Ведь любая ломка общественных устоев происходит болезненно, с кровью… Черт его знает! Но ведь не новичок же Стан, наверное, все взвесил, обдумал».