Аннабель Джонс - По истечении срока годности – забыть (СИ)

Старку казалось, что он превратился в вечно трахающегося кролика. Иронично, учитывая, что он никогда не переставал им быть. Если раньше ему было всё равно, что чувствовала женщина, охотно прыгающая к нему в постель, – но к чести Тони можно и упомянуть, что он никогда не оставлял своих пассий неудовлетворёнными, – то теперь Старку жизненно важно было довести Ванду до пика наслаждения и не раз. Он готов был делать всё, что угодно, лишь бы она была счастлива, лишь бы не переставала смотреть на него восхищённым взглядом, лишь бы была рядом.

У них едва-едва начался тот самый конфетно-букетный период в отношениях, когда испытываешь только радость, опьянение и постоянно желание прикоснуться друг к другу, поцеловать, раствориться в объятиях. Старку казалось, что он помолодел лет так на …дцать, стал улыбаться по-другому, стал больше шутить, замечая, как громко Ванда смеётся над его шутками. Он, наверное, только и живёт ради неё, только и дышит ею, и ему совершенно не было страшно, что она становилась центром его Вселенной. Все его мысли были только о ней, под пальцами до сих пор не утихало прикосновение к её коже, на губах застывал вкус её губ, Старку казалось, что он в ней потерялся.

Тони проснулся от шума воды в душе, с сонной улыбкой заметил, что Ванда стащила с него одеяло, оставив его в чём мать родила, зевнул, потягиваясь и застыл. В голову часто закрадывались сомнения. Настойчивые, вязкие, холодные и заставили сердце невольно сжиматься. Он очень боялся её потерять, до дрожи, до ужаса, до помутнения разума. Боялся, что всё это сон, что однажды Ванда поймёт, что они не пара, и всё развеется как пыль, оставив лишь горькие воспоминания. Он так долго её добивался, всю душу себе разбередил, и теперь малейшие мысли о том, что она может его бросить, причиняли неимоверную боль. Иногда Старку казалось, что он не уверен в Ванде, он так и ждал подвоха, хоть и понимал, что это бессмысленно: она бы никогда не стала над ним так потешаться. Она была с ним предельно искренна, Ванда бы не смогла заставить себя с такой любовью смотреть на него, будь хоть трижды номинирована на Оскар. Старк очень боялся, что она внезапно поймёт, что ошибалась, это заставляло внутренности болезненно сжиматься в комок. И он подсознательно пытался растянуть их счастливые, ничем не омрачённые мгновения, держать Ванду как можно ближе, заботиться о ней, хотя и понимал, что такой гиперзаботой он её может просто задушить, приближая бунт на корабле.

Ванда вышла из ванной, вся порозовевшая, свежая, мокрая, стеснительно прикрывая свои прелести маленьким махровым полотенцем. Старк усмехнулся, он успел выучить каждый миллиметр её тела, незачем было от него прятаться – он знал её наизусть. Он подозвал девушку, привстал, отбирая полотенце, помог взобраться на свои бёдра и уткнулся лбом ей в ключицы. Если она его оставит, он не переживёт. Ванда, будто почувствовав его настроение, аккуратно погрузила пальцы в его шевелюру и улыбнулась, целуя в макушку.

Она была уверена в том, что за эту неделю они стали ближе, они понимали друг друга без слов, и кажется, больше молчали, чем разговаривали. Наверное, все слова были сказаны в порыве ярости и гнева ещё давным-давно. В этот раз им хватало поцелуев и просто нежных прикосновений, одного лишь его взгляда было достаточно, чтобы почувствовать себя в безопасности. Ванда не жалела, что дала Старку шанс, но испытывала странное ощущение вины. Она его пока не полюбила. Привязалась, была с ним счастлива, доверяла ему – да, и до любви было не так уж и далеко, она это знала. И это знание грело душу почти также, как и горячие руки Тони, скользящие по её обнажённой влажной спине. Признаваться в этом Старку не хотелось, ей было бы больно видеть его грустные глаза с застывшим немым «почему?». Она и сама не разобралась в собственных чувствах, поэтому на все его признания в любви кивала и улыбалась, но так сладко, что у Тони внутри всё теплело. Они только начали притираться, привыкать друг к другу, утешала она себя, целуя его в податливые мягкие губы.

Ванда чуть привстала на коленях, чувствуя, как достоинство Тони колом упирается ей в живот, и он тут же, крепко схватив её, повалил на спину.

***

Дома её ждал бардак, перевёрнутая собачья миска с недоеденным кормом служила Старки ещё и туалетом, на кухне пахло затхлостью. Ванда тяжко вздохнула и пошла открывать окна, попутно вляпываясь в заботливо наложенные кучи, чертыхнулась и сердито взглянула на лениво валяющегося на пороге пса. Весь его вид говорил о том, что так ей и надо, она ведь оставила его на пару дней одного, променяв на Старка. Ванда поморщилась, впервые пожалев, что именно так назвала щенка. Стоило подобрать ему более подходящее имя, а то он начинал вести себя как Тони.

Девушка потрепала пса по спине, с неохотой отмечая, что теперь ей придётся отдраивать всю квартиру, да ещё и покупать новое кресло взамен тому, что Старки погрыз. Ванда взяла собаку на руки и присела на диван, всё ещё ощущая непривычную дрожь в ногах, и закусила губу.

Старка было одновременно слишком много и в то же время мало. Он занимал все её мысли, и она знала, что Тони испытывает тоже самое. Они оба, наверное, какие-то больные, неадекватные, заражённые, но Ванде нравилось быть сумасшедшей. Ей нравился Старк, глаза которого она до сих пор не могла выкинуть из головы. Быть любимой было так прекрасно, и она наслаждалась этим, понимая, что начинает влюбляться. Сильно, необратимо, и от этого сердце в груди плясало дикие ритуальные танцы, хотелось носиться по квартире и улыбаться. Впервые за долгое время. И, кажется, она теперь начала понимать Тони, его трепетное отношение к ней, его отчаянную, порой навязчивую заботу.

Ванда прикоснулась к своим губам и вздохнула, кокетливо улыбаясь. Кажется, пора купить телефон, чтобы строчить Старку пошлые смс-ки на ночь.

***

Ей никогда не нравились шумные вечеринки, на которых она никого не знала. Ванда чувствовала себя зажато и неуверенно среди толпы беснующихся полуголых девиц, которых неведомо кто пригласил. Она понятие не имела, куда делся Тони и почему она должна здесь присутствовать. Её постоянно кто-то фотографировал, и она жмурилась, пытаясь отмахнуться от вездесущих папарацци. Девушка злилась на Старка, заставившего её сюда прийти, и теперь хотела выцарапать ему глаза за такое издевательство. Ей казалось, что всё повторяется, как на том треклятом благотворительном вечере, разве что теперь это было не задание, а прихоть Тони, которому жизненно необходим был повод для обильных возлияний.

Ванда протискивалась сквозь кучку пьяных танцовщиц, замечала на креслах вполне солидных мужчин, видела, как кого-то швырнули в бассейн, едва успела спасти пятисотлетнюю вазу, которую пытались сбросить с балкона восемнадцатого этажа и на которую Старку явно всегда было плевать, и ощутила себя в очередной раз брошенной. Она просто не понимала, что здесь забыла и почему поддалась на уговоры Тони.