Александр Петров - Забавы жестоких богов [calibre]

– Пейте, юная леди. Лучшее лекарство.

Она отхлебнула, зажмурилась, потом заморгала, смахивая слезы:

– Что ты со мной делаешь, мой герой. Я буянить буду, приставать.

– Ну что же. Вот он я, – Эндфилд придвинулся ближе, достал ей яблочко на закуску.

Ника повертела его, откусила и сама подалась к Джеку поближе. Капитан положил ей руку на талию и прижал к себе.

– Мы сидим рядом, – сказала девушка. – Ты обнимаешь меня, и мне это приятно… У меня такое ощущение, что мы знакомы очень давно. А я про тебя ничего не знаю… Расскажи о себе… Кто ты и откуда, майор Черного Патруля, который свалился на мою голову?

Джек повел рукой по лбу, вначале медленно, потом резко чиркнул, точно сбрасывая сомнения.

– Я родился на Дельте-2, тихой заштатной планете, в университетском центре. Мне 33 года, хотя выгляжу моложе.

– Так много, – произнесла Ника. – Мне казалось, что тебе не больше двадцати пяти.

– “Драконы” в Космосе почти не стареют… Отца своего я не помню, вернее, не видел совсем. Лишь стереопортрет в форме да свадебные фотографии. Он погиб, когда я еще не родился. Так сказать – дитя короткой любви военного времени. – Джек усмехнулся, помолчал. – Мама так и не вышла потом замуж, – продолжил он, – хотя и честной вдовой никогда не была. Меня воспитывала бабушка, если можно так назвать одевание, кормежку, мытье и прочий уход за маленьким.

Мама часто улетала в экспедиции, она служила планетологом в Дальней Разведке. Мамины любовники и друзья воспринимали меня как досадное приложение к красивой женщине. Дарили камешки с далеких планет, игрушки, книги, брали на стрельбище, в секретные лаборатории, старались занять чем угодно, лишь бы не мешал. Надо признать, что мама следила за тем, чтобы меня не обижали, старалась, насколько возможно, дать любовь и заботу, правда, хватало ее ненадолго. Когда я вспоминаю раннее детство, то вижу сигаретный дым, недолитые бокалы вина, громогласных бородатых планетологов, холодных, подтянутых офицеров, погруженных в себя физиков, которые хохочут над моими по-детски наивными, доверчивыми заявлениями типа того, что стану “драконом”, как папа, общий неискренний, но шумный восторг от стишков в моем исполнении. Помню краску досады и смущения на лице матери, когда я отвлекал ее простыми детскими просьбами: поесть, пописать, почитать сказку, побыть рядом в спальне, потому что мне страшно спать одному, ее крик бабке: «Неужели так трудно посидеть с ребенком?!» Воркотню старухи, которая в сердцах называет мать сучкой, а меня чертовым семенем, укладывая в постель. Помню зевающие голоса мужчин, фальшивые и наигранные женские, которые читают мне детскую книжку с картинками в яркой обложке, а за стеной хохот, звон бокалов или рев музыки и топот ног до рассвета. С некоторыми своими мужчинами она жила долго, частенько совершенно открыто, в нашем доме. Выходит, я рекордсмен по количеству отцов. – Джек снова усмехнулся, откусил от Никиного яблока. – Я рано увлекся чтением, проглатывая все подряд. В основном это были взрослые книги, научные статьи, учебники, руководства. Кто-то из маминых знакомых подарил мне гипноинъектор, и я загонял в себя колоссальные объемы информации, хотя инъектор запрещено применять детям до 15 лет из-за опасности нарушений нормального психического развития. Понятное дело, что ему это было все равно, лишь бы не мешал по ночам скрипеть кроватью. Впрочем, даже мама о нем знала. Бывало, грозилась выкинуть аппарат, когда находила меня спящим со шлемом на голове.

Помню, у нее был такой дядя Боря, физик. Они даже собирались пожениться. Работал он в секретном институте, куда меня частенько отправляли после школы, чтобы не мозолил глаза. На охране стояли мордовороты, вход был только по пропускам, но Борис этот как завлаб устроил, чтобы я мог спокойно проходить. Там мною занимался один из его лаборантов: запускал старый компьютер с играми, давал рухлядь из списанных приборов, чтобы я мог их окончательно испортить, водил в глубокие штреки на полигон, где установка в четыреста тонн весом превращала в ничто маленькие радиоуправляемые модели, видимо, считая, что одиннадцатилетнему мальчику это страшно интересно.

Помню длинные коридоры и лестничные площадки с широкими подоконниками, где курили худые, неряшливые мэнээсы, чирикая на своем техно, не подозревая, что я понимаю почти все, кроме узкоспециальных терминов. Однажды я посоветовал им, как превратить их ГОПР в действительно мощное оружие, переведя на технический язык картинку, которая возникла у меня в голове, когда я стал задумываться, почему гигаватты энергии уходят впустую и как добиться нормальной конфигурации Е-поля на большом удалении от установки.

Тогда дядя Боря расчувствовался, с полученной госпремии подарил мне компьютер последней серии. Я быстро научился ломать пароли, вскрывать банки данных.

Правда, у меня хватило ума не злоупотреблять этим. Лишь иногда я снимал небольшие суммы с чужих счетов на ремонт и модернизацию компа, мороженое, велосипед и так, по мелочи.

Зато любил ковыряться в спецхранилищах, вытаскивая на свет божий разные секретные документы. Потом был скандал, когда узнали.

Маме пришлось подключить всех своих знакомых, чтобы меня не отправили в колонию для несовершеннолетних. Но машинки не отняла, хотя устроила истерику, грозя дать столько подзатыльников, что “все мозги вылетят”, если я еще раз сяду за компьютер.

По-настоящему остудил мой пыл ее друг, майор СБ, который как-то сводил на экскурсию в свой офис, не забыв показать подземные камеры пыток и прочитав мне выдержки из дел, где рассказывалось, как плохо приходилось тем, кто занимался такими вещами.

Потом сводил в тир, где вполне искренне похвалил меня за умение стрелять, а в темном коридоре еле слышно прошипел мне в ухо, что к действительно секретным данным я никогда бы не добрался в силу ограничений, заложенных в конструкцию массовых компьютеров, а денежный оборот контролируется с такой тщательностью, что легко выяснить, какой путь проходит каждая кредитка. Что меня с такими данными ждет блестящая карьера, если не буду соваться в элементарные ловушки для дураков, которые расставляет Служба, чтобы не остаться совсем без работы.

Вообще меня рано стали считать взрослым, даже мать жаловалась бабушке: «Я кричу, ругаюсь, а Джек смотрит на меня, и слова вязнут, будто он все понимает и смеется про себя».

Старуха вообще за глаза называла меня “чертовым отродьем”, “выродком”, “драконьим семенем” за очевидное сходство с отцом.

В семь лет мама отдала меня учиться боевым искусствам, и к тринадцати годам я мог отделать любого взрослого. Сверстники меня не любили, сторонились, хотя дразнить боялись, особенно после того как сломал пару ребер не в меру ретивым соученикам.