Михаил Ежов - Изгой

— Почему?

— Разве не очевидно?

— Вот знаешь, нет.

— Однажды с помощью человеческой крови мы победим тьму и выйдем на солнце.

Вампиры хотят победить тьму! Что за бред вообще? А где готика, где склепы, затянутые паутиной, гробы, обитые алым бархатом, кресты там всякие покосившиеся? Какой, нахрен, свет?!

Я вспомнил теорию Изольды, которую должен был опробовать лично. Повезло же мне оказаться среди фанатиков.

— Когда-то кровь приносили богам как самый ценный дар, — продолжал Тристан. — Сегодня нам приходится брать эти дары самим. Силой.

— Мы не боги, — заметил я. От пафоса моего собеседника начинало малость воротить. — Просто мутанты. Ты сам сказал.

— А кто такие боги?

— Высшие сущности.

— Вампиры — высшие сущности этого мира.

— Да ладно! — это уже выходило за всякие рамки. — С чего?! Просто хищники.

— Чем хищник не высшая сущность?

— На каждого хищника…

— Не на каждого. Раньше человек был высшим хищником. Теперь его место заняли мы. Но как человек не был идеален, так и мы далеки от совершенства.

— Да-да, это я уяснил. А почему так важно стать идеальными-то?

— Я сказал, что вампиры — высшие существа.

— Ага, вот только…

Тристан жестом попросил меня замолчать, и я не стал продолжать. Пусть выговорится.

— Я соврал. То есть, поторопился. Мы не высшие существа. Пока нет. Высшее существо должно быть идеальным. Это позволяет ему влиять на судьбы других. И это влияние принимается другими, если есть понимание, что его оказывает идеальное, то есть, непогрешимое существо.

Фэйспалм! Не иначе, Изольда попросила Тристана промыть мне мозги.

Очень захотелось сменить тему.

— Думаю, спецназ не согласится принять волю вампиров вне зависимости от того, станем мы гулять на солнце или нет.

Тристан усмехнулся.

— Приам при помощи корпорации «Асклеп» борется с нами, но мы не боремся с ним. Его режим нас устраивает.

— Почему?

— Он направлен на то, чтобы превратить людей в скот. Это как раз то, к чему стремятся носферату. Конечно, нам не нужны фермы или заповедники. Пусть пасутся свободно. Львы не загоняют антилоп за ограду, и мы не станем. Илион — наши охотничьи угодья.

Мне не хотелось спорить.

— Ты не согласен? — спросил Тристан.

— Может, эти рассуждения имели бы смысл, будь мы настоящими вампирами. Но мы — всего лишь игроки, то есть, люди, а значит, такие же скоты, о которых ты только что с презрением упоминал. Так что прости, но я не готов резко начать презирать сам себя.

Тристан рассмеялся.

— Да, нам нашими же грехами глаза не выколешь!

— Понятия не имею, о чём ты. И, если честно, мне насрать.

— Верю, — носферату посерьёзнел. — Верю, Немо.

— Что такое «Асклеп»? — спросил я спустя пару секунд.

Мне предоставилась возможность узнать немного больше о мире, в котором я оказался, и было бы глупо ею не воспользоваться.

— Медицинская ассоциация. Ищет лекарства от всего этого говна, — Тристан повёл рукой вокруг себя, словно имея в виду целый мир. — От нас тоже. Во всяком случае, считается, что занят «Асклеп» именно этим — медицинскими исследованиями.

— А на самом деле?

— Ну, лекарства они действительно создают и продают. Аптечки, например, анестезию и прочие снадобья. Но пока самым действенным их лекарственным средством я назвал бы спецназ.

— Спецназ работает на «Асклеп»?

Ответом мне был кивок.

— Медики прибрали к рукам город. Мэр смотрит им в рот. Фактически, он их марионетка.

— Медики — тоже ветвь развития?

— Разумеется. Весьма выгодная. Хотя, наверное, не очень интересная.

Об этом вампир, конечно, объективно судить не мог. Как известно, всяк сверчок свой шесток хвалит.

— Да уж, куда им до планов на мировое господство! — проговорил я. — Даже не представляю врача, объявляющего себя высшим существом и вершителем судеб.

— О чём и речь, — нисколько не смутился Тристан. — Поэтому новыми богами станем мы. И, если Изольда права, ты — последний, кому следует над этим потешаться.

Я промолчал. Возникла пауза. Спустя некоторое время носферату сказал:

— Насчёт Вагнера. Ты хочешь встретиться с ним? — видимо, понял, что тему грядущего превосходства вампиров всё-таки стоит оставить.

— Возможно.

— Едва ли он сейчас в городе. Тот, кто охотится на Топях, редко задерживается по эту сторону стены.

— Где его найти?

— В здании «Нимрода». Это корпорация охотников на мутантов.

На этот раз Виллафрид проснулся. Я увидел парк. Он с отцом сидел на скамейке под сенью каштана. Вдали возвышались монументальные серые здания. Мимо проходили мужчины и женщины, большинство — с детьми. Нарядные, весёлые. Может, был какой-то праздник?

Отец Виллафрида, человек лет сорока, с сединой на висках и короткой бородкой, держал на коленях раскрытую книгу.

— И владел царь Нимрод, знаменитый охотник и воин, землями Вавилон, Эрех, Аккад и Халне, — говорил он. — Иосиф Флавий утверждает, что именно при нём началось строительство башни, которая должна была вознести людей на один уровень с Богом. Он пал от руки Авраама, наславшего на войско Нимрода тучу комаров.

Какое интересное чтиво выбирал отец Виллафрида для сына. Должно быть, он хотел напомнить ему о детстве и времени, которое они проводили вместе, раз включил напоминание о Нимроде в игру. И вообще, у меня складывалось ощущение, что «Полночный рыцарь» наполнен намёками и отсылками к вещам, о которых Виллафрид узнавал от родителей. Видимо, они были хлебными крошками, по которым наследнику «Идавёля» следовало выбраться из леса. Вернее, найти дорогу к богатству. К счастью, технология личностного образа, которую я использовал, позволяла не просто искать воспоминания Виллафрида — она заставляла моего виртуального соседа самого реагировать на внешние раздражители и выдавать ассоциации. Конечно, она не гарантировала стопроцентных попаданий, но повышала мои шансы.

Наблюдая за воспоминанием Виллафрида, я невольно подумал про собственного предка.

Мой отец работал в морге санитаром и немножко прозектором — возил каталки, готовил инструменты, водил посетителей опознавать покойных. Иногда он брал меня на дежурство, и тогда я шатался по гулким коридорам, заглядывая в выложенные белым кафелем холодильные и кремационные камеры. Сначала я боялся мертвецов и никогда не входил туда, где складывали доставлявшиеся со всего города тела, однако с возрастом любопытство привело меня в покойницкую.

Такой тишины я не слышал никогда и потому растерялся. Десятки накрытых белыми простынями людей лежали на расставленных рядами столах. Казалось, сотни невидимых глаз уставились на меня. Мир холодной комнаты существовал по собственным законам, и, чтобы войти в него так самоуверенно, как сделал это я, нужно было либо быть покойником, либо посвящённым. Мне следовало уйти.