Юрий Мори - Ментакль

Я незаметно огляделся: да, шансов по-прежнему ноль, столешница не спасёт. Яйца он мне точно отстрелить успеет.

– Хватит мне… Выпил.

– Как скажете. Так в чём я виноват?

Он покачал головой, словно соглашаясь с кем-то, мне неслышным.

– Яночка умерла.

– Михаил Петрович… Так четвёртая стадия же. А я не волшебник, я сразу сказал. Вы же меня уговорили взяться, я и сам не хотел.

– Но взялся же… Сколько денег у меня выдоил, напомнить?

– У вас горе, а всё о деньгах. Давайте вы ружьё положите, мы спокойно поговорим, хорошо?

Он мотнул нечёсаной головой, снова шумно выдохнул. Полчаса с ним в одном кабинете – и я сам закуску потребую.

Ненавижу я болящих клиентов. Дело денежное, особенно, когда рак или что-то около, платят не задумываясь, но помочь-то я не в состоянии. У меня и так инсайты дело крайне редкое, но на них вся репутация держится, а с больными как быть? На самом деле по фотографии я никогда никого не вылечу, а возить их сюда или – того хуже – мотаться по домам, пропахшим близкой смертью, спиртом от уколов и мочой… Нет уж. Но – деньги.

Деньги я искренне люблю, больше всего остального. В них свобода, только в них.

– Да о чём с вами… с тобой говорить. Грохну тебя и сам застрелюсь, понял, Кирюха? Нет мне без Яночки жизни.

И жалок он был, и страшен. Одно другому не мешало.

– А смысл?

– Смысл… Да чтоб ты людей не обманывал, гадёныш. Не забирал последнее за надежду, когда её нет. Не…

– Давайте, Михаил Петрович, всё же начнём с самого начала. Во-первых, оплата строго по прейскуранту, тут, сами понимаете, не только я решаю. Да и ещё: вы ж сами просили взяться, я гарантий не давал. Что мог – сделал, ментальный прорыв и единение разумов по моей авторской, запатентованной в шести странах, методике осуществил в полном объёме, неоднократно, добился временного – заметьте, временного, я ж не Господь Бог! – улучшения, но силы мои тоже ограничены.

Я плёл, плёл и плёл, чувствуя, что если не инсайт, то по крайней мере ораторские таланты меня посетили при крайней нужде недетские. Клиент равномерно кивал, взгляд его всё чаще стекленел. Судя по выхлопу, в нём столько спиртного, что он и сам уснёт.

Главное, чтобы не выстрелил.

За окном прошуршала машина, завернув на парковку. Клиент, что на десять двадцать? Или полиция? И ведь не встать, не проверить, встрепенётся сразу любезный мой Михаил Петрович. А он спит уже почти, так бывает – адреналиновый шторм утих, а выпивка-то никуда не делась, вот и рубит мужичка, попросту говоря.

Дверь распахнулась, и в этот момент меня и накрыло . Совершенно неожиданно, да и не очень вовремя, но весь весёлый кураж, который бродил с утра, начиная с разговора с Сайонарой, вёл меня через пробки и воспоминания, выплеснулся наконец волной.

– Ружьё на пол, – тихо сказал я через густой, плотный, хоть ножом режь, воздух.

Клиент послушно наклонился и положил обрез.

– К стене его ногой оттолкни!

И это он сделал, не обращая внимания на лезущих в дверной проём «космонавтов» – в затемнённых забралах шлемов, бронежилетах с многочисленными крепежами, налокотниках и наколенниках. Американские футболисты нервно курят от зависти.

– Всем стоять, полиция! – заорал один из них. Мне было плевать, который, они ж одинаковые.

Кто-то из них подлетел к столу, то ли закрывая меня от всех опасностей жизни, то ли собираясь уронить на пол и повязать, как его напарник уже стягивал за спиной руки Михаила Петровича пластиковой полосой наручников.

Я выдохнул, но пока не отпускало. Так бывает.

«Космонавт» развернулся ко мне и поднял забрало. Обычное лицо, самое обычное лицо. Такого и не вспомнишь через полчаса.

– Всё в порядке, доктор. Мы его взяли.

Я рассмеялся. «Космонавт» списал это на шок, сам широко улыбнулся. Нет, есть что-то и человеческое в них, не роботы же.

– Я не врач, – поправил я полицейского. – Я специалист по сенсорному воздействию и очистке кармы. Работа такая.

Тот почему-то заинтересовался:

– А будущее предсказываете?

Вот же ж чёрт, парень! Я так на жизнь себе и зарабатываю. Очень уж невовремя ты спросил только. Или наоборот – очень вовремя. Тут уж как посмотреть.

– Запросто. Вы умрёте от воды. Увы, очень скоро умрёте.

В этот момент мой прилив вдохновения кончился. Как всегда, внезапно и бесследно.

Улыбка на лице полицейского тоже как-то… померкла. Он попытался уточнить что-то, но я махнул рукой и закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. И я не робот, мне несладко пришлось. Лерке премию, охранника уволить на хрен, отгулы ему, понимаешь, лучше двоих вместо нанять, но чтобы здесь круглосуточно кто-то был. И Людмиле Марковне позвонить, рассказать. Люсе…

Я старался не называть её так даже мысленно, мало ли, где брякну, это сразу провал и – что гораздо хуже – здравствуй, бедность.

Люсей она была только в короткие моменты встреч на нейтральной территории, постельных битв за спиной её мужа все эти десять лет нашего знакомства. Так что – Людмила Марковна. И точка.

– Так мне чего – на речку не советуете? Или ванны опасаться? – дотошно выпытывал «космонавт». – Уж давайте всё подробно, раз сказали!

– Я не знаю подробностей. Не знаю. Простите. Это минутное откровение, оно уже всё. Кончилось. На всякий случай на речку не советовал бы. И в ванне аккуратнее…

В кабинете стоял сущий ад: этот мужик со своими вопросами, рыдающая Лерка, озабоченно заглядывающий в дверной проём врач скорой в белом халате, из-под которого выглядывали мятые штаны и сандалии на толстый носок. Звонили оба телефона – и мой в кармане, и городской, в приёмной кто-то хрипло матерился – похоже, пришедший в себя Михаил Петрович, вдруг осознавший перспективу отбыть на лесоповал лет на пять-семь. Или в дурку, тут уж как карты лягут.

– Идите все отсюда, – ровно сказал я и достал из кармана трубку.

Разумеется, если бы я знал, к чему приведёт моё предсказание полицейскому, я бы ещё с утра зашил себе рот суровыми нитками, сам себя связал и засунул в подвал, где до сих пор в маленькой клетушке с криво намалёванным краской на двери номером тридцать семь стояли позабытые банки с давно протухшим вареньем, ящик с инструментами, рулон рубероида и отцовский велосипед.

Но… Но. Своё будущее я не видел никогда, даже так, всполохами, как чужое. Темнота там для меня, темнота и пыльный занавес. Как в подвале.

* * *

Полицейского звали Юра. Это ни имеет ни малейшего значения, но надо же как-то называть человека, которому я предсказал судьбу.

После смены, в течение которой он, посмеиваясь, рассказывал об утреннем вызове всем встреченным коллегам, Юра переоделся. Снял свою сбрую, сдал в оружейку табельный автомат и заехал по дороге домой в магазин.

Никакой экзотики: сигареты, хлеб, колбаса, морковка-редиска, яйца опять же, и масло. Пара бутылок вина – день рождения жены же, на сухую такие вещи не празднуют. Его двадцать восемь исполнилось ещё зимой, а она вот летняя. Близнецы, так что ли получается. Он не был сведущ в гороскопах, да и не верил во всю эту чепуху, а вот супруга увлекалась когда-то, даже рассказывала о совместимости знаков, всяких домах огня и воды, и прочих играх престолов.