Алексей Банный - Эпоха одиночества

Иван отключил коммуникатор, взятый им у пилота, и швырнул его в траву. Семьсот семьдесят три жизни. Знакомство Ахиты с Комитетом по контактам стоило семьсот семьдесят три жизни. И это еще не посчитали те три сотни несчастных, которые погибли в угнанном ими с орбиты челноке. И мужчина был больше чем уверен, что перед глазами еще долго будут стоять картины пережившей панику станции. Раздавленные, растоптанные люди, некоторые с лопнувшими глазами или вытекшими мозгами. Ахита била без промаха, а теперь, после станции и челнока, Иван уже не сомневался, что внезапная паника была делом ее рук, а вовсе не результатом стрельбы, открытой спецами. Бывалому солдату доводилось видеть панику, но никогда он не видел, чтобы она распространялась так быстро.

По сути, девушка-саат просто защищалась, не желая оказаться в застенках Комитета. Кто его знает, как процесс знакомства с новой формой жизни происходит в их мирах. Вот только вряд ли такая жестокость может быть оправдана самозащитой. Столько погибших… Всего за несколько минут, которые понадобились Ахите, чтобы довести Ивана до ближайшего челнока и запереться в нем вместе с пассажирами. Пока она смотрела ему в глаза, возвращая способность мыслить, мозги вытекли у всех, кто был в радиусе ста метров от девчонки. То есть даже у пилотов. Челноки на Илкосе никогда не были большими. Тут предпочитали уединенный отдых.

И именно поэтому Иван даже примерно не мог сказать, где оказался лишившийся управления челнок. Спасибо автоматике, определившей, что у пилотов остановился пульс, отключившей двигатель и отстрелившей тормозные парашюты. Иначе бы все уже закончилось. А сейчас инопланетная красотка как ни в чем не бывало ловила кого-то в неглубокой речушке. Она стояла, не двигаясь, по пояс в воде, сделав из крыльев что-то вроде купола, полностью под ним скрывшись. С десяти метров, отделявших сидящего на берегу мужчину от девушки, Ахита больше всего была похожа на валун, торчащий из реки.

Она стояла неподвижно уже минут двадцать, и у Ивана, удобно развалившегося в траве в паре метров от берега, было время, чтобы подумать обо всем, произошедшем с ним за эти дни. После прорыва через космопорт ему уже с трудом верилось в случайность появления странной капсулы на пути их лайнера. Иначе зачем ей было устраивать бойню в космопорте и при этом спасать ему жизнь. Он постоянно находился ближе всех к ней во время прорыва и при этом остался жив и даже не очень-то и пострадал. В то время как у тех, кто был дальше, кипели мозги и лопались глаза. Ивана передернуло от воспоминаний о той кровавой пелене перед глазами и одуряющей головной боли. Зачем-то он был нужен этой девчонке. Знать бы только зачем.

Из мыслей его выдернул неожиданный всплеск в воде. Мужчина вскочил и бросил быстрый взгляд на реку. Но Ахиты там не было. Как не было ее ни выше, ни ниже по течению. Промелькнула шальная мысль, что она все же сбежала и теперь можно выбираться к людям. Но эта мысль также быстро развеялась.

– Т`оаллар… Арк`тон…

Девушка протянула ему зажатую в руке рыбину килограмм на пятнадцать. «А с такой невестой не пропадешь,—подумал Иван, удивленно рассматривая представителя местной фауны. – Вот только можно ли ее есть?» Как предупреждали информационные карты: «на Илкосе много ядовитых для человека видов животных, и рекомендуется обращаться к сотрудникам пищеблоков туристических станций за разъяснениями».

Живую рыбу, а бившееся в руке у девушки-саат существо было, безусловно, еще живым, Иван видел всего второй раз. Первый раз был в далеком детстве, в еще не разрушенном Мурманске. Ему было семь, когда отец, простой рабочий с судоремонтного завода, каким-то чудом сумел выбить в городском отделении Комитета экологии лицензию на разовую рыбалку. На двоих. Они тогда наловили с десяток крупных рыбин, как сказал отец, в основном пикшу и треску. И в тот день маленький Ваня был по-настоящему счастлив. Радость не омрачило даже то, что весь улов пришлось сдать в промысловый штаб, так предписывала лицензия. Гражданин Земли мог развлечь себя иногда рыбной ловлей, но вот брать улов с собой…

Брать улов с собой означало нарушать порядок распределения. А это риск спровоцировать социальную нестабильность. Так это объясняли в Комитетах и новостных программах на телевидении. Периодически в разных частях планеты начинались манифестации и даже восстания недовольных распределением. Но в тот день Ивану не было дела до всех этих бунтов, они были где-то далеко… В растаскиваемом на баррикады Сингапуре, или в полыхающем Мельбурне, или в разрушенном орбитальной артиллерией Буэнос-Айресе… Мальчик еще не знал, что пройдет чуть меньше трех лет и его родной Мурманск будут закидывать бомбами и заливать напалмом карательные полки Комитетов.

Ребенок не думал ни о чем, он нес маме добычу. Старик, дежуривший в тот день в промысловом штабе, с улыбкой потрепал его по голове и вместо одиннадцати рыбин записал в улов десять. А суровые мужики, стоявшие за ними в очереди к стойке, тактично отвернулись, пряча улыбки. Как бы не было строго распределение, но у рожденных на берегах холодных северных морей были свои правила и традиции. Одна из которых гласила, что мальчик должен принести домой пойманную им рыбу. Должен понять, каково это – быть добытчиком, кормильцем. И сегодня маленький Ванька нес маме лично им пойманную треску… Из которой мама приготовит вкусный ужин.

– Сема! —это папу окликнули, когда они были почти возле дома. – Сема, погодь. Ты рыбалил, что ли?

– Ага, —это был Йозеф Гленски, близкий папин друг. Что-то вроде с детства вместе. – Ваньку на добычу водил.

– Ого. Мужик совсем. Ты значит не слышал еще?

– О чем?

– Комитетчики срезали детские талоны всем, у кого больше двух детей. Сказали, что на первых двух талоны дадут, а с третьего и дальше кормите, как хотите… Типа мы их ради талонов наклепали.

– Они совсем?.. Суки, – папа сжал кулаки, и Ваня испугался. Этот жест означал, что отец был очень зол.

– Мы завтра забастовку решили устроить. Один хрен без этих талонов нам семьи не вытянуть. У тебя трое, у меня пятеро, у Матвея вообще восемь… Короче, ты с нами?

– Где и во сколько?

– В девять, у первой проходной. Ладно, я дальше пошел. Пируйте сегодня, повод такой, что отменять нельзя.

Иван тогда не совсем понял, что Комитет по распределению в тот день отказал ему, как самому младшему в семье, в праве на еду. Он с нетерпением ждал ужина, а потом вместе с папой, мамой, дедом Веней и старшими сестрами, Верой и Ликой, наслаждался восхитительной натуральной треской, пожаренной на масле. А на следующий день ушел папа. Начиналось восстание Мурманска, отправная точка Северо-Карельского голодного бунта.