Денис Игумнов - Стальной Кваки

– Неразговорчивый, а? – за словами последовало: «Чма чма».

Из чемоданчика, принесённого с собой, фальшивый санитар выложил на верстак несколько свёртков-поясов с инструментами своего гадкого искусства. Развернув пару тревожно звякнувших свёртков, Гоблин отошёл в сторону, чтобы показать стальные сокровища Егору.

– Видишь, что я для тебя приготовил?

Егор видел. На замшевой подкладке в кармашках лежали буры, скребки, щипцы, крючки и ещё бог знает что – затейливое, острое, опасное.

– Постой, – один из быков поднял руку, выставив лопату ладони перед собой. – Он сказал, что нужно, прежде чем ты начнёшь, задать вопросы.

– Ах да, вопросы. Ха ха ха, – Гоблин сделал хитрое выражение лица. – Я забыл. Зачем они нужны? – притворное непонимание санитар разыграл мастерски, ему бы в театре выступать, а не в камере пыток скальпелем дирижировать. – Он нам и так всё-всё сейчас расскажет. Но раз нужны вопросы, значит, будут вопросы.

Гоблин с явным сожалением отложил в сторону инструменты хирургического воздействия на волю пациента. Сделав два шага от верстака по направлению к Егору, вернулся обратно. На верстаке, помимо прочих мелочей, валялся простой молоток, вот это грубое орудие, способное калечить, а не лечить, для большей убедительности задаваемых им вопросов, он прихватил с собой.

– Итак, – поигрывая молотком, начал Гоблин, – нам нужно знать, где скрывается твой шеф Крутов. – Подождав реакции Егора, молча смотрящего на Гоблина, он попросил: – Ну ты хоть головой мотни, мол, не знаешь. Что, нет, не хочешь? Тогда на! – как по мановению волшебной палочки лицо Гоблина, потеряв всю напускную добродушие, исказилось, открыв его истинную клыкастую, рычащую сатанинскую суть.

Молоток, мелькнув в воздухе, врезался в колено Егора. Он не сумел сдержать крика, вышедшего высоким, резким, звонким, как у мальчика подростка.

– Во. Заговорил. Приятно услышать твой голосок. Скоро ты у меня и не так запоёшь.

Гоблин казался довольным. Он думал, что пациент готов, но ошибся, больше криков от Егора никто не услышал. Он вздыхал, стонал, но молчал, чтобы санитар Гоблин с ним не делал.

– Где Крутов? Где ваша касса? – Гоблин, как послушный вожаку банды исполнитель, задавал вопросы, каждый сопровождая ударом молотка.

Железо било по суставам, сокрушая кости, дробя хрящи. Острая до красной темноты в глазах, не проходящая ни на секунду боль вкручивалась в костный мозг, резала глубже, разъедала больше, разливалась дальше. Если бы Егор просто терпел, надеясь на свою волю, то он, после часа пытки, наверное, сдался бы. Для облегчения страданий он воспользовался способом переключения внимания на внешнюю точку сосредоточения внимания сознания. Боль уходила на второй тонкий план, не исчезала, постоянно рвала тонкую плёнку контроля, но существовала не то, что отдельно от тела, а теряла с ним прежде крепкую связь. Спасибо первому настоящему наставнику (не тренеру, а именно наставнику) Егора, который заставил выучиться способу терпеть боль. Потратив на приобретение нужного навыка больше года, преодолев немое сопротивление и непонимание ученика, наставник, сам того не зная, сохранил ученику рассудок.

Закончив с коленями и локтями, Гоблин решил передохнуть. Достав из-под верстака стеклянную банку с мутной коричневой бурдой, свернул с неё крышку и прямо из горлышка стал мелкими глотками лакать гремучий компот, состоящий из спирта, стимуляторов, анальгетиков, травяных концентратов. Побухивая, Гоблин разрешил быкам присоединиться к веселью:

– Пациент не должен страдать от нашего невнимания и остыть. Мальчишки, покажите на что вы способны.

Бандиты два раза просить себя не заставили, продемонстрировав свои кулачные навыки на живой груше. Били Егора со знанием дела, стараясь ухать не лишь бы куда, а попадать по болевым точкам. Печень, солнечное сплетение, челюсть, рёбра, ключицы. Разрушение. Другой бы на месте Егора получил разруху всего организма, а у него и синяки на теле не проступали. Клещёв с детства особое место в своей спортивной подготовке уделял место набивке. В отличие от большинства каратистов он не ограничивался набивкой бёдер и ударных конечностей, Егор закалял всё тело, учась терпеть самые жестокие удары. Голову, как известно, не набьёшь, но здесь он научился в нужный момент расслаблять мышцы шеи, смягчая пропущенные удары. Нос ему всё же сломали, зато остальные лицевые кости удалось сохранить.

Пятнадцать минут зубодробительного перерыва закончились, Гоблин, подкрепившись психоактивным шизонапитком, вернулся полный сил. Обследовав пациента, он с удивлением обнаружил, что, словив сотню чистых ударов, Егор заработал лишь переломанную переносицу. Так просто это недоразумение он оставить не мог. Молоток помог ему исправить нерасторопность тяжеловесных помощников. Челюсть, не выдержав соперничества с железом, лопнула в нескольких местах, сдавшись после нескольких точных коротких выверенных ударов. Егор ни сказал ни слова.

Пришла пора вернуться Гоблину к его инструментам, что он со звериной радостью и проделал. Выбрал клещи. Егор, тяжело дыша, не сидел, а висел на стуле: его колени и локти раздуло в красно-лиловые пузыри, а теперь пришла очередь пальцев. Пальцы – клещи, клещи -пальцы. Гоблин начал с мизинцев, брал осторожно палец за основание, слегка сжимал, чтобы потом, резко нажав, выкрутить, дёрнуть. Клещи скользили выше, переходя к следующему суставу и также плющили, ломали его. Последнюю фалангу разошедшийся Гоблин едва не скусывал, выдёргивая из гнезда сустава. Расправившись с одним пальцем, он принимался за следующий – и так десять раз подряд. Выносливость человека не безгранична, на девятом пальце Егор, в первый раз, потерял сознание. То, что Егор отключился, санитар садист не заметил, так его увлекал сам процесс, он и вопросы давно перестал задавать – просто наслаждался.

Не добившись нужного эффекта клещами, Гоблин схватился за идею применения ЭСТ (электросудорожной терапии) к причиндалам пациента. Обмотав орган Егора проводками, Гоблин воткнул вилку в розетку. От воздействия тока не спас метод концентрации внимания на удалённой точке, мозг отключался, выдавая сбой за сбоем. Егор хватался за соломинку воли, вытаскивая себя из острой иглы, пронзающей все клетки организма разом, за волосы. За его конец вцепилась свора бешеных собак. Укусы, растянутые по времени и по всему телу, вот на что это походило. Запахло палёным. Лобковые волосы плавились, как поросячья щетина – и так же мерзко воняли.

ЭСТ не так сильно нравилась Гоблину, как прямое воздействие на плоть, когда он чувствовал пациента кожей. Оставив игры с током, он взялся за паяльник, им он рисовал узоры на груди и спине Егора, доставая до мяса, ковыряя раскалённым металлом в мышцах, как пальцем у себя в ноздре.